Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Было бы славно. — Люси вилкой подцепила зеленую фасоль. — А можно просто остаться здесь.
— Здесь? — Он уставился на жену. Слишком рано снова тянуть ее в постель, хотя мысль сама по себе была заманчивой.
— Да. Ты бы мог писать или ухаживать за розами, а я бы читала или рисовала. — Она отодвинула в сторону стручковую фасоль и попробовала картофельное пюре.
Саймон беспокойно поерзал на стуле.
— Тебе не будет скучно?
— Нет, конечно, нет. — Люси улыбнулась. — Не думай, пожалуйста, что обязан меня развлекать. В конце концов, вряд ли до женитьбы на мне ты разъезжал по паркам.
— Что ж, нет, — признал Саймон. — Но теперь, когда у меня появилась жена, я готов к переменам. Я, знаешь ли, остепенился.
— К переменам? — Люси положила вилку и подалась вперед. — Откажешься от красных каблуков, например?
Он открыл было рот, но тут же его закрыл. Она что, дразнится?
— Не к таким, вероятно.
— Или от узоров на сюртуках? Иногда рядом с тобой я чувствую себя самкой павлина.
Саймон нахмурился.
— Я…
Уголки губ Люси изогнулись в озорной улыбке.
— У тебя все чулки с вышивкой? Счета за них, уверена, просто чудовищные.
— Ты закончила?
Саймон попробовал напустить на себя суровый вид, хотя догадывался, что совсем не получилось. Он был так рад, что она весела. Виконт все еще содрогался, думая, как больно сделал ей ночью. Мало того, утром он показал, как ублажить его рукой, будто она шлюха какая, что вовсе не делало ему чести. Развращает свою наивную женушку. И что самое прискорбное, будь у него возможность повторить это утро, Иддесли опять вложил бы свой ноющий от напряжения член в руку Люси. От одной мысли о прохладной ладошке на пенисе Саймон снова возбудился до боли. Кем же надо быть, чтобы распаляться от мысли о совращении невинной?
— По правде говоря, я вряд ли хочу, чтобы ты что-то менял.
Моргнув, Саймон попытался сосредоточить свой распутный разум на словах дорогой жены. Он понял, что Люси стала серьезной.
Брови ее строго выровнялись.
— За исключением одного. Хочу, чтобы ты прекратил дуэли.
Саймон вздохнул и поднес стакан с вином к губам, думая выиграть время. «Черт. Черт. Черт». Ее не одурачишь, его ангела. Она невозмутимо наблюдала за ним, в глазах не было и следа милосердия.
— Твое беспокойство, несомненно, похвально, но…
В комнату проскользнул Ньютон, неся серебряное блюдо. «Слава богу».
— Почта, милорд.
Кивнув в знак благодарности, Саймон взял письма.
— О, верно, приглашение на пышный бал. — Писем было всего три, и он прекрасно понимал, что Люси не спускает с него глаз. Саймон просмотрел первое. Счет. Губы дрогнули в усмешке. — Или нет. Ты, возможно, права касательно моих туфель с красными каблуками.
— Саймон.
— Да, милая? — Отложив счет в сторону, он открыл следующее письмо. Оно оказалось от любителя роз: «новые способы прививок из Испании» и так далее. Его виконт тоже отложил. Третье письмо, надписанное незнакомой Саймону рукой, было без гербовой печати. Он вскрыл конверт ножом для масла. Затем замер, отупело таращась на слова.
«Если ты любишь свою молодую жену, остановись. Еще хоть одна дуэль или вызов — и ее ждет неминуемая смерть».
Он даже мысли не допускал, что убийцы могут перекинуться на Люси. Саймон более думал о том, как оградить ее от опасности, каковую влекло его собственное присутствие. Но если они намерены напасть, пока его нет рядом…
— Ты не можешь вечно прятаться за этой запиской, — сказала Люси.
Что если ее ранят — или, не приведи господи, убьют — из-за него? Как он будет жить в этом мире без Люси и ее суровых бровей?
— Саймон, у тебя все хорошо? Что там?
Он с запозданием поднял взгляд.
— Ничего. Прости. Ерунда. — Смяв в кулаке письмо, виконт встал, чтобы кинуть бумагу в огонь.
— Саймон…
— Ты катаешься на коньках?
— Что? — Вопрос застал ее врасплох. Она в растерянности моргнула.
— Я обещал Кармашек научить ее кататься на замерзшей Темзе. — Он нервно откашлялся. Нашел, что выдумать. — Желаешь присоединиться?
Секунду Люси пялилась на Саймона, потом резко встала и, подойдя к нему, взяла его лицо в ладони.
— Да. Я с радостью покатаюсь на коньках с тобой и Кармашек. — Она нежно его поцеловала.
«Первый поцелуй, — внезапно и не к месту подумал он, — который Люси подарила по собственной воле». Ему захотелось схватить жену за плечи, заключить в объятия и спрятать где-то во внутренних покоях дома. Там, где она всегда будет в безопасности. Но вместо этого мягко поцеловал в ответ, легко касаясь губ.
«И как же ее теперь защитить?»
* * *
— Может, расскажешь еще про Змеиного короля? — спросила Люси вечером. Большим пальцем она размазывала красную пастель на наброске, делая тень под ухом Саймона.
Как чудесно они провели время с Кармашек. Оказалось, Саймон отлично владел коньками. И почему это удивляло Люси? С безумным смехом он описывал вокруг них круги. Катались они почти до самых сумерек, у Кармашек даже нос слегка покраснел. И теперь, приятно уставшая, Люси была счастлива просто сидеть, отдыхать рядом с Саймоном, рисуя его. Именно такой она видела их совместную жизнь. Глядела на мужа и улыбалась про себя. А вот позировать он мог бы и получше, конечно.
Саймон пошевелился в кресле и потерял позу. Опять. Люси вздохнула. Не могла же она велеть новоиспеченному мужу сидеть неподвижно, как приказывала мистеру Хеджу, но и рисовать Саймона, когда тот постоянно дергался, было тем еще испытанием. Расположились они в гостиной Люси, той, что подле ее новой спальни. Комната милая, бежево-розовая, с креслами. Окнами она выходила на юг, отчего после обеда в ней делался прекрасный свет, идеальный для рисования. Сейчас, разумеется, был вечер, но Саймон — хотя Люси и возражала, полагая это пустым расточительством, — зажег не менее дюжины свечей.
— Что? — Он даже ее не слышал.
Чем заняты его мысли? Таинственным письмом, доставленным за завтраком, или ее ультиматумом по поводу дуэлей? Как для молодой жены, она, разумеется, повела себя нетактично. Но вопрос сей слишком ее волновал, чтобы осторожничать.
— Я просила тебя продолжить сказку. — Она рисовала плечо Саймона. — О Змеином короле. Ты тогда остановился на короле Резерфорде. И, наверное, лучше подобрать ему другое имя.
— Не могу. — Пальцы его застыли, перестав барабанить по колену. — Оно ведь из сказки. Не хочешь же ты,