часов; наверное, кто-то решил, что счастливым постояльцам они ни к чему. Сегодня будний день, в семь непременно сработает будильник, и придётся выметаться обратно в рабочую рутину. Вечером они так и не успели толком поговорить. И утром не успеют: ей нужно ещё заглянуть домой, проведать маленького гостя из другого мира… Лидия прикрыла глаза и с силой прижала пальцы к вискам. Волшебный дар отлично помогает от мигрени, но вот против житейских головных болей он бессилен. Даже, если подумать, обильно преумножает их количество.

– Лида, что случилось?

Лидия встрепенулась, кое-как изобразила жалкую улыбку. Этот человек видел, как она ревела когда-то, ссадив коленку о придорожный булыжник – или переломив надвое собственную жизнь. При нём можно не притворяться невозмутимой.

– Спроси лучше, чего не случилось, – она вздохнула и, наплевав на приличия, взгромоздилась на столешницу – так, чтобы ноги не касались пушистого ковра. – Раньше проблемы меня не пугали. Старею.

– Стареешь? Ты? – Кирилл сел в постели, включил ночник. Приглушённый рыжеватый свет скользнул по ранней седине на его висках. – Я пару часов тому назад убедился, что это неправда.

Лидия невольно усмехнулась. Он привык быть дипломатом, говорить то, что хотят от него услышать; профессиональная деформация, если можно так сказать. Только вот она – не электорат и не коллега по депутатскому креслу, ей ни к чему припудренная вежливостью ложь. Осторожно, избегая касаться подвески, Лидия провела пальцем по цепочке «путеводной звезды» – прохладной против разгорячённой кожи. После того, как умер отец, на два огромных мира у неё был всего один человек, которому она доверяла безоговорочно. Теперь за неимением лучшего оговорки придётся допускать.

– Помнишь папину дачу? – отстранённо спросила Лидия, блуждая взглядом в геометрическом узоре ковра. – Не старую, а ту, на которую он возил нас упражняться в волшбе?

– Ещё бы. До сих пор панически боюсь собак.

Лидия пропустила это мимо ушей.

– Там неподалёку была такая асфальтовая тропинка, – задумчиво проговорила она. – Просека среди леса. Идёшь, ногам жарко через сандалии, листвой пахнет и нагретой землёй, сверчки в траве сверчат… Такое, знаешь, концентрированное детство. И вот оттуда, с этой тропинки, над деревьями видно было антенну радиотелескопа. Большую белую тарелку. Она такая привычная была, обыденная… Мы там шастали то от скуки, то дорогу до магазина срезать, а она ловила сигналы, открывала человечеству дальний космос. Я и не задумывалась даже. Ну есть и есть…

Накинув халат, Кирилл приблизился, включил-таки громко зафырчавшую кофемашину. Соблазнительный обычно запах, на удивление, не пробудил в душе ничего, кроме чувства бесконечной усталости.

– Было такое, – задумчиво сказал Авилов, устраивая под краном крохотную чашечку с эмблемой отеля. – Тебе что, нужны какие-то данные для исследований?

– Нет, – Лидия тихо рассмеялась. Она, конечно, до определённой степени маньяк, но только на рабочем месте. – Я о другом. У нас ведь тогда было будущее. Такое вот… С прекрасными далёкими мирами на расстоянии вытянутой руки.

– У тебя сбылось сполна, – заметил Кирилл, поднося чашку к губам. Он всегда пил кофе вот так, без молока и сахара – одну только горечь. И ей привил эту привычку. – Наукой занимаешься. И по прекрасным мирам… нагулялась.

– Да. Нагулялась. Живу со связанными руками и заткнутым ртом, – с отвращением выплюнула Свешникова. – Делаю вид, что в этом есть смысл. А время проходит мимо… С каждым днём, с каждой чёртовой секундой, которую я трачу леший знает на что!

Кирилл мигом посерьёзнел. Аккуратно поставил на стол опустевшую чашку, скрестил на груди руки.

– Я всё-таки повторю вопрос. Что случилось?

Лидия вздохнула и на несколько мгновений прикрыла глаза.

– Я ходила через границу.

– Когда?

– В прошлый понедельник.

– Потому что?.. – Кирилл кивнул на цепочку, которую она до сих пор бездумно терзала.

– Да. Я даже не знаю, было бы мне легче, если б я не пошла, – Лидия усилием воли заставила себя отпустить амулет и уперлась обеими ладонями в столешницу, лишая себя соблазна. – Я ведь прекрасно понимала, каким его увижу. Но понимать, оказывается, не значит быть готовым…

– Такова наша планида, – Авилов невозмутимо пожал плечами. – Мы – одинокие.

– Это значит ровно то, что значит, – вскинулась Свешникова. – Если у меня нет двойника, я автоматически лишена права на счастье? Это какого же чёрта?

– Следствие профессиональных качеств, – спокойно, будто она и впрямь требовала ответа, пояснил Кирилл. – У нас есть миллион занятий, чтобы позволить себе об этом забыть.

– О да, – Лидия горько поджала губы. – «Отрады ищи не в вине и не в сладостных грёзах, но в честном труде и в заботе о ближнем и слабом…»

– Всё переводишь?

– Балуюсь помаленьку.

Оба умолкли. Слышно стало, как под столом тихо-тихо гудит крохотный холодильник. Секунды по одной просачивались сквозь невидимую клепсидру и утекали в бесконечность; неподвижно сидя на столе в люксовом номере непристойно дорого отеля, Лидия почти воочию видела их неумолимый ток. И впятеро быстрее сыпались прямо сейчас мгновения по другую сторону разлома. Точнее, в четыре целых и семь десятых раза, если округлять и рассматривать достаточно большие промежутки времени. Отец говорил, в пределах часов, дней и даже месяцев соотношение может серьёзно меняться…

– Зачем он тебя позвал? – спросил Кирилл, вырвав её из раздумий.

Лидия