Они помолчали: Терехов переваривал информацию, Свешникова пыталась справиться с неприязнью. Не везёт Сане с начальством. В надзоре был карьерно озабоченный идиот, теперь вот этот… притворяющийся бывшим контролёр. Намекнуть, что ли, Кириллу – пусть бы разогнал к лешему этот гадюшник, уродливое порождение эпохи хаоса… Люди вроде Терехова нужны, когда всё стремительно летит к чертям. Сейчас не надо. Сейчас – не стремительно.

– Значит, вас привлекают в Верховском исключительно личные качества? – нарушил молчание Терехов. В сущности, хамил с вежливой миной на лице.

– Меня во всех людях привлекают исключительно личные качества, – подчеркнула Свешникова. – Отталкивают, впрочем, тоже.

– Ваши собственные производят впечатление из ряда вон выходящих, – мягко заметил Терехов. – То, что вы делаете для абсолютно посторонних людей…

Он прищёлкнул языком, изображая восхищение. Не понимает – и не поймёт никогда. Его справедливость записана в Магсводе и служебных регламентах. Всё, что он может – это сделать самое простое предположение. И он его сделает, как и скучающие сплетники, и разобиженная кузина, и все, кто с трудом различает мир за пределами цифр на банковском счёте.

– Какие отношения вас связывают? – напрямик спросил Терехов, устав от её молчания.

Лидия даже огорчилась немного: мог бы и пустить в ход пару-тройку приёмов из, без сомнения, богатой практики.

– Самые тёплые, – насмешливо бросила она. – Но, уверяю вас, к трудоустройству Александра в Управу я не имею никакого касательства. Как и к переходу из надзора в безопасность.

– И всё же…

– Валентин, – Свешникова, по-прежнему улыбаясь, откинулась на спинку кресла. – Вы всерьёз полагаете, что у меня нет других средств разнообразить личную жизнь, кроме как подбирать и приводить в человеческий вид мелких уголовников? Давайте лучше считать, что мне некуда девать лишние деньги.

Терехов – вот уж дела – смутился. Не её откровенностью – тем, что простая и понятная догадка оказалась ложной. Что ж, она не нанималась облегчать жизнь новоиспечённому главе безопасности; пусть сам выясняет, кто, как и зачем влияет на его сотрудников. В том, что между начальственным указом и совестью Верховский выберет совесть, Лидия почти не сомневалась. Терехов, кажется, тоже.

– Наша служебная присяга – строгая штука, – доверительно сообщил он. – Мне бы не хотелось, чтобы, кроме неё, моих сотрудников связывали какие-то… личные зависимости. Сами понимаете: интересы однажды могут войти в конфликт…

– В таком случае, когда это произойдёт, отправьте за мной кого-нибудь другого.

Терехов примолк на пару мгновений. Потом, изображая, что оценил шутку, растянул губы в фальшивой улыбке.

– Ну что вы, Лидия Николаевна! Я не завидую тому, кто вздумает вас тронуть.

Дверная ручка озадаченно задёргалась. Подчинённые вернулись с обеда и рвались к рабочим местам. Терехов, не будь дурак, сообразил, что злоупотребить сейчас полномочиями, конечно, можно, но только с побочными эффектами вроде кривотолков по всей Управе. Он без лишней спешки поднялся на ноги и вернул на место Розочкин стул. Подумать только, какая вежливость!

– Не буду больше отнимать ваше время, – любезно сообщил он, опустив явно проступающее слово «сегодня». – Благодарю за беседу. Хорошего вам дня.

– Взаимно, – отозвалась Лидия.

Терехов кивнул ей и исчез. То ли не хотел сталкиваться с весёлой гурьбой сытых научников, то ли ненавязчиво демонстрировал свои возможности. Наверное, всё-таки первое; для второго он слишком опытен. Лидия щёлкнула пальцами, разрывая чары тишины, и отперла дверной замок. В кабинет немедленно просунулась любопытная Розочкина физиономия.

– А чего это вы тут закрылись?

– Чтобы никто не мешал предаваться порокам на рабочем месте, – заявила Свешникова и, заметив, как недоумённо вытягивается секретаршино личико, сурово сощурилась на подчинённую. – Я, между прочим, всё ещё жду журналы экспериментов, Роза Владимировна!

Роза Владимировна не слишком испуганно ойкнула и рысцой переместилась к шкафам. Следом за ней в кабинет пробрались остальные. Расселись по местам, усердно зашелестели бумагами, забарабанили по клавиатурам. До чего хороша была бы жизнь, если бы самым сложным испытанием в ней был расчёт эвристических моделей для прогноза действия вероятностных чар…

Лидия сердито придвинула к себе многострадальный каталог. Кого она обманывает? Будь в жизни всё хорошо, она попросту сдохла бы от скуки.

***

Её разбудил смутный дурной сон, тут же без следа ускользнувший из памяти. Распахнув глаза, она долго лежала неподвижно, прислушивалась к беспорядочному стуку сердца. От сумбурного видения осталось стойкое ощущение гадливости; хотелось пить, или умыться, или ещё как-нибудь стряхнуть с себя остатки тягостной дрёмы. На тумбочке у кровати стояли бокалы – один пустой, второй с остатками белого вина. Хорошего. Если бы ещё на неё действовали такие смехотворные дозы алкоголя…

Стараясь не потревожить безмятежно спящего мужчину, Лидия встала с кровати и набросила на плечи гостиничный халат. В притаившемся под столом холодильничке нашлись карликовые бутылки с минеральной водой. Была здесь и кофемашинка, но она, если включить, начнёт оглушительно тарахтеть, а Кирилл заслужил хотя бы пару часов отдыха. Прислонившись к столешнице, Лидия задумчиво скользнула взглядом по его лицу, серьёзному и как будто даже сосредоточенному. Что ему снится – набившие оскомину заседания Магсовета или, может, ставшие с годами повинностью ежевечерние беседы с женой? В каком-то смысле его даже жаль: у Лидии случилась в жизни хотя бы несбывшаяся любовь, у него же есть только долг и эти их нечастые встречи. Разумеется, тайные. Избегать слежки Авилов умеет мастерски, а молчать их обоих учили с детства. В этом чёртовом мире ничего нельзя делать, кроме как молчать…

За плотно задёрнутыми шторами не разглядеть ни темноты, ни предрассветных сумерек. В номере нигде нет