не подходи! — спокойным, но полным решимости голосом угрюмо произнес Гришка.

— Подойду, падла, да еще как подойду! — Самосвал надвигался на парня неотвратимой громадой.

Гришка выдернул заточку и молнией метнулся на врага. Старался садануть наверняка, но Самосвал шатнулся чуток, и удар пришелся все же вскользь. Тут же раздался рев: «Падла, он же меня зацепил!», и в следующий миг так садануло в скулу, что Парфен полетел кубарем в угол. Парень пытался встать, когда боковым зрением увидел движение и… калгановский ботинок впечатался ему в голову. Полыхнуло замысловатое сплетение молний на темном фоне — и сознание окутал мрак.

* * *

Окружающий мир вплыл в реальность каким-то белым размытым пятном. Затем оно начало сереть посередине и принимать очертания человеческой фигуры. Эта самая фигура чего-то говорила, но обращалась вроде не к нему. Гришка понял, что лежит на спине. Еще он понял, что пока жив. Где он и что с ним, Парфен и не пытался осознать. Жив — и то уже хорошо!

— Он жив? — вплыл в его сознание чей-то требовательный голос.

— Как видите, — ответил другой, почему-то очень недовольный.

— И когда с ним разговаривать можно будет?

— Суток через двое. Никак не раньше.

— Хорошо.

После этого голоса пропали и осталась только белая пустота. Затем и она ушла из сознания. Иногда появлялись какие-то картинки, в основном из прошлого, порой связанные какими-то конкретными событиями или образами, порой — какое-то хаотичное нагромождение нелепой череды отрывков. Иногда в сознании крутились просто обрывки калейдоскопов, цветных фейерверков — чего-то такого яркого. Сколько так продолжалось, понять он не мог.

В реальный мир вернулся после того, как его осторожно кто-то тронул за плечо. Парфен понял, что очнулся, и попытался открыть глаза. Удалось открыть только один — второе веко не желало разлепляться ни в какую. Да и правый глаз открылся только наполовину. Сквозь пелену он опять увидел человеческий силуэт, который приобрел на сей раз реальные очертания.

Это была Татьяна.

Она плакала — это он понял сразу. За ней стоял еще один человек. Вот его лицо приблизилось… Ага, Тарасов, собственной персоной! Ну как же без него!

— Он транспортабельный? Что вообще с ним приключилось?

Гришка закрыл глаз. Смотреть единственным оком было тяжело. В голове от напряжения запульсировало болью, и парень постарался расслабиться.

— Перевозить пока нежелательно.

— Нежелательно или невозможно? — послышался вновь требовательный голос московского следователя.

— Да возможно-то все что угодно. Что же человека-то не угробить! — голос откровенно злой, неприязненный.

— Я вас как врача спрашиваю!

— А я вам как врач и говорю: везти можно, но вы рискуете вызвать осложнение! У пострадавшего сильнейшее сотрясение мозга! Как он вообще жив остался, я удивляюсь!

— Как это произошло?

— Откуда ж я знаю? Наверное, как обычно: чего-то не поделили! Парню повезло, что в это время режимник с двумя вохровцами шел и услышал какие-то крики, доносившиеся из сушилки. Если бы не они — хана парню!

— А из-за чего они подрались, не знаете?

— Понятия не имею! Это вы лучше у того же старшего лейтенанта спросите. Он потом двух других участников драки допрашивал!

— Ясно.

Гришка узнал и второй голос — он принадлежал врачу их тюремной больнички. Больше вопросов не последовало, и вскоре Парфен услышал, как хлопнула дверь. Потом он заснул.

Когда Гришка проснулся, в палате он был не один.

— Выйдите, пожалуйста, — приказал Тарасов врачу. Тот неохотно, но подчинился.

«Интересное кино — что это он тут командует?!» — ленивой осенней мухой проползла в Гришкиной голове мысль.

— Отделали тебя за Улыбку или за бригаду? — сразу же приступил к делу Тарасов. — Подожди, сам угадаю: и за то, и за другое?! Если выжить хочешь, подай знак! — помолчав немного, решительно произнес капитан.

Парфен поспешно прикрыл единственный «живой» глаз.

Глава 3

У берега озера лежала тонкая кромка наледи. Некоторое время Парфен стоял, подставив лицо колючему ноябрьскому ветру. Вчера выпал первый снег и к обеду растаял. С утра небо чернело с севера, грозясь повторить вчерашнее наступление зимы на природу.

Гришка хотел дождаться, пока с неба пойдут белые хлопья. Еще с детства он обожал момент, когда на лицо падают холодные снежинки и быстро тают. Природа вокруг замерла, словно ожидая этого события. За небольшим озерцом лиственный лес торчал в небо темными, голыми уже вершинами деревьев. Григорий скорее почувствовал, чем услышал приближение другого человека.

Круто обернувшись, он увидел Таню. Она подошла и молча взяла его под руку. Говорить не хотелось. Жизнь опять дарила им короткое счастье. Истекала вторая неделя, как Парфен жил на спецдаче ФСБ за Владимиром, в порядочном отдалении от ИТУ-32.

Организовал его вывоз из колонии все тот же капитан Тарасов. Обстоятельного разговора еще не было, сперва Гришку поставили на ноги и основательно подштопали.

Досталось ему здорово: кроме сотрясения мозга, сломали нос, рассекли бровь так, что пришлось накладывать швы!

— Такие ушибы, — качал головой врач, осматривая его тело. — Удивительно, что без переломов обошлось!

Спасло Парфена только то, что он успел, хотя и вскользь, зацепить своей заточкой Самосвала, и тот заорал благим матом. Проходивший с проверкой режимник услышал это и решил заглянуть в сушилку. Если бы не эта случайность — не стоять бы ему на берегу озера и не ловить на еще не успевшие сойти синяки робкие первые снежинки.

Когда Парфен проснулся в очередной раз, то очень удивился, обнаружив себя в совершенно незнакомом месте. Еще большее изумление и одновременно неимоверную радость парень испытал, увидев рядом Таню. Уже за одно это он был готов сделать для Тарасова все, что угодно. Гришка уже знал, что находится на даче, принадлежавшей ФСБ. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Тарасов теперь каким-то образом связан с этой службой.

— Смотри, — оторвала Гришку от размышлений его подружка. По дороге мелкой букашкой в сторону дачи полз автомобиль.

— Пошли-ка в дом, — чуть нахмурившись, произнес Гришка и решительно направился к двухэтажному строению.

* * *

— Ну, парень, давай теперь поговорим. — Бросив эту фразу, Олег Андреевич переглянулся с сидевшим во главе стола мужчиной, который был на десяток лет старше его возрастом. Коротко стриженный, с офицерской выправкой человек. Взгляд серьезный и уверенный. Все это сразу сказало Парфену, что перед ним, скорее всего, начальник капитана Тарасова или, по крайней мере, просто старший по званию офицер.

— Петр Сергеевич, вы сами… или мне начать? — как бы подтверждая его мысль, обратился к нему Тарасов.

— Давайте вы, Олег Андреевич, а я пока послушаю, — сдержанно ответил старший.

— Ты парень умный и, наверное, понял, что наш интерес к