Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нам туда! — сказал Тарасов и решительно тронулся вперед.
Некоторое время они молчали. Тарасов держал свое обещание, не приставал с разговорами к попутчице. Но когда остановились передохнуть, все же нарушил молчание:
— Спрашивай! — сказал он, ныряя в карман за сигаретами. — Я же вижу, что извелась вся!
Женщина с вызовом посмотрела на следователя.
— Что спрашивать? Вы же и так знаете, что за вопрос меня мучает!
— В самом деле, — глядя себе под ноги, усмехнулся Олег Андреевич.
Пока он возился со спичками, оба молчали. Татьяна терпеливо ждала.
— Дело у меня действительно вроде как личное. Но может статься так, что и ему будет очень даже выгодно со мной пообщаться! Ну, а в детали я посвящать тебя пока не буду — не потому, что не доверяю, а потому, что пока смысла в этом не вижу!
«Темнит он что-то, — сделала свой вывод Татьяна, но комментировать вслух свои мысли, понятное дело, не стала. — Просто так капитан из столичного угро не потащится за тридевять земель!»
— Откровенность за откровенность, — сказал Тарасов. — Ты как тут оказалась? Ведь, насколько я помню, у вас разрыв произошел.
— Обстоятельства вынудили, — немного зардевшись, ответила та.
— Неужели?.. — глянул на девушку капитан.
— Да, вот как раз то самое «неужели», — усмехнулась Татьяна.
«Может, это и к лучшему!» — подумал про себя Тарасов. Он хотел поговорить с девушкой еще на одну тему, но теперь решил, что не стоит.
Погода дарила редкое в поздние осенние дни тепло. К тому же почти неделю в этих краях не было дождя, и дорога просохла. Шагалось легко, несмотря на тяжесть сумки. Четыре километра, а точнее, три с половиной, прошли они меньше чем за час.
Высокие стены ИТК с пущенной по верху колючкой встретили путников. Железные ворота со стандартной надписью «На свободу — с чистой совестью!», висевшей над ними не один десяток лет, остановили их.
— Ну вот и дошли наконец! — констатировал очевидный факт капитан. Он поставил сумку на дорогу.
— Спасибо, — поблагодарила его женщина и подхватила довольно увесистую ношу. Не оглядываясь больше на капитана Тарасова, она направилась к КП.
Тарасов ничего не ответил, закурил новую сигарету и некоторое время просто смотрел ей вслед, думая свою думку.
* * *
Колония строгого режима насчитывала уже почти полсотни лет своей истории. Все тут было типичным для учреждений подобного типа. Окружал ее высокий забор с колючкой. За ним — запретка, освещаемая в ночное время прожекторами. По углам периметра торчат вышки с часовыми. «Локалка», плац для поверки и построений, рабочая зона, жилые бараки — все как обычно! Лагерная больничка, питомник для служебных собак — все как положено! Жилые бараки располагались в линию, всего по счету их было три. Напротив и чуть влево — рабочие бараки. Тут зэки шили телогрейки, рукавицы. Были еще столярные мастерские.
Гришка как раз работал в столярке. Он никогда не был упитанным, а за полтора месяца, проведенных здесь, Парфен исхудал еще больше — что поделаешь, не курорт! Лицо заострилось, скулы выделились. Взгляд приобрел небывалую раньше жесткость и колючесть.
Когда зашел дежурный, зэки только закончили перекур и взялись за работу.
— Парфенов! — громко выкрикнул тот, и Гришка не спеша снял рукавицы. — Пошли со мной, у тебя свиданка! — услышал он, и сердце тревожно екнуло.
— Чеши, — напутствовал его коротко «бугор».
Гришка сунул в карман телогрейки рукавицы и потопал следом за прапорщиком.
— Тебе везет, — загадочно усмехнулся тот. — К тебе сегодня аж два гостя прибыли!
— Кто? — коротко спросил Гришка. К чувству радости примешалось чувство тревоги.
— Пошли, там все узнаешь, — усмехнулся прапор.
Гришка топал чуть в стороне и сзади, с любопытством глядя на приближающееся административное здание.
«Почему двое? — тревожная мысль не покидала его. — Мать из больницы вышла? Или отец с сестрой приехали?»
Тень страха из совсем недавнего прошлого вновь протянула к нему свои щупальца. Каждую секунду своей настоящей жизни Парфен ощущал, что он приговорен к смерти. Причем — приговорен дважды! Только ночью, во время сна, парень мог избавиться от кошмара, с которым вынужден был жить последние четыре месяца. Вот и сейчас липкое чувство моментом заставило вспотеть ладони.
С колонией ему повезло. Как знал Парфен, получилось это не без помощи Тарасова.
«Хоть что-то!» — с презрительной усмешкой про себя отметил парень, вспомнив о том, что ему за стукачество была обещана свобода.
Повезло в том, что во Владимирской ИТК сидели первоходки. И настоящих «блатных» не было, несмотря на то что весь контингент был «тяжелый», то есть имевший серьезные статьи и большие сроки. Неосторожное убийство, бытовые преступления против личности, изнасилования, хранение и сбыт наркоты — вот примерный перечень состава преступлений осужденных и отбывающих наказание в ИТК-32.
Колония считалась «красной» — то есть с сильной ментовской властью и отсутствием влияния криминальных авторитетов. Для Гришки это было единственно условие, чтобы выжить!
* * *
— Привет.
Гришка остолбенел, увидев Татьяну. Конечно, он желал видеть девушку и где-то в глубине души молил бога, чтобы так случилось, но реально сам в это не больно-то верил. И вот — на тебе!
— П-привет, — даже не скрывая своего изумления, выдохнул он.
Татьяна поняла, в чем дело, и просто молча улыбалась.
«Вертухай» вышел, оставив молодых людей одних.
— Что, не ожидал? — спокойно, безо всякого вызова в голосе поинтересовалась Татьяна.
От избытка чувств у Гришки в горле застрял комок. Так ничего и не ответив, парень в секунду сграбастал любимую девушку в охапку.
— Ты, ты!.. — только и мог произнести он, покрывая страстными поцелуями лицо, волосы, руки оторопевшей от избытка чувств молодой женщины.
— Гриша, мне тебе нужно сказать одну вещь, — мягко освободившись из его объятий, произнесла Таня. Парень понял, что услышит что-то серьезное, и сосредоточился.
— Мы тогда… понимаешь… — Татьяна мялась, явно не зная, как начать. Потом, словно решившись, быстро выпалила: — Короче, ты станешь отцом!
Чего угодно ожидал сейчас он, только не такого известия! Особенно после признания молодой женщины в том, что детей она иметь не может. Он чуть было не спросил ее об этом, но вовремя сообразил, что собрался сморозить нетактичную глупость. Татьяна, видно, по выражению лица догадалась об этом и поспешила заверить:
— Это точно, срок уже три месяца с лишком!
И сразу же поспешила добавить:
— Как знаешь, но аборт делать я не собираюсь!
Сказала она это с вызовом в голосе, торопливо и резко, словно хлыстом ударила!
— Зачем ты так! — упрекнул ее Парфен.
Татьяна сама засмущалась своего выпада и, наверное, желая это скрыть, перевела разговор на
