невнятное, вроде того, что скоро закончит. Раиса, облокотившись о мякинский стол, подложила правую руку под подбородок и, не отрывая глаз от Мякина, спросила:

— Может, отдохнём?

Мякин оторвался от документов, взглянул на Раису и, несколько смутившись, ответил:

— Ещё чуть-чуть осталось.

— Ага, ещё чуть-чуть, — повторила Раиса.

Так она просидела рядом с Мякиным ещё минут пятнадцать пока Мякин не закончил дела.

— Теперь всё? — спросила она, когда он закрыл папку.

— Да, пожалуй, всё, — согласился Мякин.

— Тогда, может быть, пойдём, — предложила Раиса.

Они быстро собрались. Раиса погасила свет, закрыла все помещения и сдала ключи на вахту. Прохладный осенний воздух встретил их свежестью и каким-то особенным вкусом, который, бывает, висит в вечернем воздухе при хорошей погоде, когда только что скрылось блестящее, чистое после дождей солнце.

— Мякиша, что-то зябко сегодня — зайдём в кафе, — предложила Раиса.

Мякин насупился, даже остановился.

— Что же ты остановился, Мякиша, пойдём! — И Раиса повела Мякина дальше.

Они молча прошли одну остановку и остановились.

— Вот здесь будет хорошо, — Раиса указала на яркую вывеску.

Внутри было тепло и уютно, посетителей немного, только две молодые пары расположились за столом в углу. Мякин выбрал столик в центре, но Раиса замотала головой.

— Давай присядем вон там. — И она повела его в уголок к окну.

Когда подошёл официант, Раиса попросила:

— Нам, пожалуйста, два бокала вина… Что ты ещё хочешь? — спросила она.

— Вообще-то, пора ужинать, — ответил Мякин.

— Да, поужинать, — улыбнувшись согласилась Раиса.

Когда на столике появились вино и яичница для Мякина, Раиса подняла свой бокал и произнесла:

— Ну что, Мякиша, выпьем за знакомство?

Мякин немножко удивился и спросил:

— Мы знаем друг друга уже давно — чего же тут знакомиться?

— Всё равно, за знакомство! — повторила Раиса.

Мякину пришлось подчиниться. Он поднял свой бокал, они чокнулись и немного выпили. Раиса поставила свой бокал и задумчиво произнесла:

— Мы с тобой, Мякиша, впервые вдвоём вот так сидим в кафе и пьём вино, поэтому — «за знакомство».

Мякин угукнул и приступил к поеданию яичницы.

— Ничего ты, Мякин, не видишь, ничего не знаешь! — Раиса подняла свой бокал, отпила ещё немного вина и, отвернувшись от Мякина, стала смотреть в окно. За витриной кафе по освещённому фонарями тротуару двигались горожане. Кто-то спешил, кто-то, видимо, бесцельно бродил по городу, совершая вечернюю прогулку.

Мякин доел яичницу и спросил:

— Ещё посидим или пойдём?

— А куда же пойдём, Мякиша? Что ты можешь мне предложить?

Мякин задумался. Ему не хотелось обижать Раису, но пора было домой — он и так задерживался более чем обычно.

— Мы можем немного пройти до центра, — ответил Мякин.

— Пройти до центра, — повторила Раиса. — А потом?

— Потом, если хочешь, я тебя провожу до дома.

— Хочу, — повернувшись к Мякину, ответила она.

Раиса держала его под руку, и они не спеша двигались в сторону площади.

— Ты, Мякиша, счастлив? Ты счастливый человек? — спросила она.

— Да, наверное, — ответил Мякин.

— Сомневаешься? — снова спросила она.

Мякин задумался. Ответить сразу утвердительно ему не хотелось. Он знал, что Раиса живёт одна. Конторские поговаривали, что после какой-то трагедии она осталась в одиночестве и даже несколько лет сторонилась мужчин. Бородач даже пару раз говорил при Мякине, что вот, мол, шикарная женщина одна, что это неправильно.

Они молча прошли несколько переулков, и чем ближе к центру, тем больше встречалось прохожих. На большом проспекте образовалась пешеходная толчея, и им пришлось подчиниться общему движению.

— Ты не ответил мне, — сказала она. — Ты счастлив или не очень?

Отступать было некуда, и Мякин сформулировал обтекаемый ответ:

— Счастлив, когда всё хорошо.

— А когда плохо, несчастлив? — спросила Раиса.

Мякин подумал: «А действительно, счастлив ли я?» и ответил:

— Когда плохо, наверное, все несчастливы.

Она на некоторое время замолчала. Они пересекли площадь, остановились на углу двух улиц, и она сказала:

— Мне здесь совсем рядом — я добегу одна.

— Одна? — удивился Мякин и добавил: — Давай я тебя провожу.

— Не стоит, Мякиша, тебя уже дома, наверное, давно ждут. — Она высвободила руку и сказала: — Нет, не провожай. Пока.

Мякин с полминуты смотрел на удаляющуюся фигуру Раисы, пока она не исчезла за ближайшим поворотом. Постоял на углу, размышляя, на какую остановку ему пойти, и, решив эту проблему, поспешил домой. В этот вечер супруга была к нему, как всегда, внимательна и услужлива.

Мякин простоял в больничном коридоре весь утренний обход. Доктор переходил из одной палаты в другую, каждый раз замечал Мякина, но сразу же отворачивался от него, продолжая общаться с бородатым помощником. До обеда Мякин так в палате и не появился. Он бродил по больничным лабиринтам, даже хотел было заглянуть к этим странным пациентам, где оставил свой ужин, но передумал, спустился вниз на вахту, постоял в вестибюле недалеко от охранника в ожидании какого-нибудь знакомого посетителя и возвратился к себе только перед самым обедом.

Палата встретила его напряжённым молчанием, и только профессор проворчал:

— Один вернулся — может, и второй когда-нибудь появится.

Мякин огляделся и заметил, что койка инструментальщика пустовала. В скором времени подали обед: жиденький супчик и котлетку с серым пюре. Мякин после длительного скитания по коридорам заведения, кажется, проголодался и разделался с обедом весьма быстро. Соседи по палате молча добивали обеденные блюда. Первым поддержал реплику профессора бухгалтер:

— У нас ЧП: инструментальщик пропал.

Мякин прилёг на постель и ничего не ответил.

— Вы слышали, у нас ЧП: пропал инструментальщик, — снова заявил бухгалтер. — Вы там где-то его не встречали?

Мякин нехотя ответил:

— Нет, не встретил.

Профессор не выдержал напряжения момента и завёлся:

— Сбежал ваш инструментальщик на свой завод! Может, к ужину вернётся, а может, даже к утру, если в третью смену инструменталить будет. А вы тут нервничаете! Этот-то вернулся, поел и лежит как бревно — так и тот заявится, никуда не денется. Вы все думаете, что научная мысль уже никуда не годится, что она хуже инструментальной? Отнюдь, ошибаетесь: научная мысль всегда будет побеждать инструментальную! Ещё не было такого, чтобы…

— Хватит гудеть! — перебил его седой. — Ваша научная трескотня уже в ушах звенит.

— Да, звенит, и будет звенеть, — огрызнулся профессор.

— Лучше писали бы диссертацию! — рявкнул седой. — И темочку могу предложить: «Уход инструментальщика,

как нетипичное клиническое явление».

Профессор задумался; сначала даже показалось, что он иссяк, но через минуту профессорская мысль вновь забурлила.

— Я лучше займусь разработкой другой темы — «Явление напраслины в стеснённых условиях» — и всем докажу, аргументированно докажу, что напраслина — типичное явление, и бороться с ней чрезвычайно сложно. Есть у нас ещё некоторые, — он кивнул в сторону