— недаром уже дважды там побывал, а дальше… дальше стало сложнее. Он повернул направо, как указала дежурная, и оказался в небольшом как будто холле, из которого можно было по лестницам уйти наверх влево и вниз направо. Мякин включил логику: «По этим лестницам с дребезжащей каталкой не проберёшься, а вот справа на лифте, пожалуй, можно».

Мякин подошёл к лифту и нажал чёрную кнопку. Ничего не произошло: ни звука, ни загоревшейся лампочки у кнопки — можно было подумать, что лифт либо обесточен, либо…

«Не работает», — подумал Мякин.

— Работает? — услышал он сзади.

Мякин обернулся: знакомый по утреннему обходу седой доктор по-деловому сверлил Мякина глазами. Мякин не успел ответить, как услышал следующий вопрос:

— Ужин не понравился?

— Понравился, — ответил Мякин и подумал: «Что это я сказал, стоя с полной тарелкой еды?» — То есть не очень, — добавил он.

— Не очень, — согласился доктор. — Но кушать-то можно?

— Можно, — покорно ответил Мякин.

Неожиданно двери лифта распахнулись, и доктор жестом пригласил Мякина войти в кабину.

— Вам, вероятно, в столовую? — спросил доктор.

— Да, если можно, — ответил Мякин.

— Можно, — сказал доктор и нажал кнопку с цифрой три, где сбоку на потёртой бумажке красовалась небрежно написанная кем-то цифра четыре.

Лифт двинулся вверх. Вскорости двери открылись, и доктор констатировал:

— Столовая.

Мякин сказал: «Благодарю» и вышел наружу. Тёмный коридор встретил его гулкой тишиной. Мякин огляделся по сторонам. Прямо перед ним оказалась дверь с надписью «Столовая», а ниже виднелась бумажка, приклеенная к табличке липкой лентой. Мякин вплотную подошёл к бумажке и прочёл: «Извините за неудобства: столовая временно переехала на первый этаж».

Мякин скорее машинально, чем осознанно дёрнул ручку двери. Та легко открылась, и кто-то из полумрака сказал:

— Ну вот и длинный заявился! Заходи — что в дверях-то стоять?

Мякин хотел было отступить назад и закрыть дверь, но сильная рука, появившаяся слева, решительно прихватила его за спину, и он, против своего желания, оказался в чужой палате.

— Да ты, брат, с тарелкой и кружкой! Успел, значит, в столовку забежать? — И тот же голос добавил: — Длинный у нас пострел — везде успевает: и мадаму прихватить, и еду добыть.

Дверь за Мякиным закрылась, кто-то в углу зажёг ночное освещение, и Мякин разглядел обстановку. Чужая палата была намного меньше мякинской, четыре койки стояли почти вплотную друг к другу по две вдоль стен, оставляя посередине узкий проход. Три койки были заняты не очень симпатичными личностями, а одна — слева у окна — оставалась свободной.

— Не стой в дверях, садись рассказывай, где сегодня отгулялся?

Та же рука настойчиво продвигала Мякина к пустой койке. Под этим внешним воздействием он протиснулся к окну, сел на пустую кровать и объявил:

— Товарищи, я не ваш! Я ошибся палатой!

— Не дрейфь, длинный, ты среди своих… — Голос напротив добавил ещё пару нехороших слов, и Мякин понял свою ошибку: «Не надо дёргать чужие двери, когда свои есть».

Некто небритый справа от Мякина произнёс:

— Да, это действительно не наш!

— Не наш? — усомнился первый голос.

Кто-то включил большой свет.

— А чего к нам заявился? — Голос справа крепко выругался.

— Я ошибся, — тихо ответил Мякин.

Тот, что был сзади от него, пробасил:

— За ошибки платить надо. У нас тут вход пятак, выход — рубь.

— А вы кто будете? — спросил Мякин. — Больные, что ли?

— Мы-то — больные, а вот кто ты? Нам интересно бы узнать, — прохрипел небритый.

Мякин поставил тарелку с кружкой на подоконник и встал.

— Ну, я пойду.

— Он, наверное, шизик, — прохрипел небритый и выругался как-то странно для Мякина. Его слова «лысый глаз», которые он прибавлял к каждой фразе, мешали мякинскому восприятию происходящего.

— Ну так и быть, не наш, двигай отсюда, а еду оставь, лысый глаз!

— Ты чё, дед, зачем его отпускать? Пусть доложит обстановку, что и как! — Басовитый закрыл Мякину проход. — Если он шизик, нам полезное расскажет. Нам ещё всю зиму здесь куковать.

— Не впервой, откукуемся, лысый глаз! — возразил небритый.

Мякин, слушая этот диалог, начал соображать:

«Странная компания здесь подобралась. Похоже, не больные это».

— Я вряд ли вам пригожусь, — произнёс Мякин. — Я новенький, меня только вчера сюда взяли.

Молодой, давно не стриженный, лежавший напротив Мякина, неожиданно проявился простуженным голосом:

— Новенький, не новенький — значения не имеет. Нам любой шизик подойдёт.

— А тебя не спрашивают, лысый глаз! — прохрипел небритый. — Ты сам новенький. Первый раз на зимовку определился. Молчи! Заткнись, лысый глаз!

Мякин сверхвежливо заявил:

— Братцы, я вам точно не подойду. Я не шизик, я спать не могу.

— Как это не можешь? — удивился небритый. — Совсем не можешь или только притворяешься?

— Совсем не могу. Вот уж почти две недели не сплю.

— Слушай, дед. Нам он точно не подойдёт. Нам без спанья нельзя.

— Да понял я, понял, лысый глаз! — ответил небритый. — Не шизик он. Совсем не похож. Наш-то Длинный его по шизе за пояс заткнёт.

— Длинный-то заткнёт, — согласился басовитый. — Да только шастает твой длинный где ни попадя. Сгребут его, выгонят отсюда — тогда и нас попрут.

— Не попрут, если шизеть будем грамотно, — не согласился хрипатый.

— Ну, я пойду? — снова спросил Мякин.

— Да уж иди, лысый глаз! — согласился небритый. — Тарелку-то оставь. Длинный придёт, поужинает.

Мякин пробрался по проходу к двери и попрощался:

— До свидания.

— Прощевайте, — произнёс басовитый. — И не кашляйте.

Мякин, оказавшись в тёмном коридоре, с трудом обнаружил лифт, нажал на кнопку и долго ждал прибытия кабины. К себе в палату он возвратился поздно, тихонечко прикрыл за собой дверь, аккуратно разделся и прилёг к себе на постель.

— Гуляете, Мякин? — услышал он шёпот профессора. — А у нас перемены.

Мякин молчал. Он закрыл глаза и подумал:

«Хватит мне на сегодня перемен. Достаточно для одного дня».

— Вам что, совсем неинтересно? — продолжил профессор.

«Этот неугомонный не отстанет же», — подумал Мякин и ответил:

— Интересно.

— Как-то вяло вы говорите, а про себя, небось, подумали, что ерунду какую-то хочет сообщить этот профессор!

— Я так не думаю, — прошептал Мякин и добавил: — Излагайте.

— Вот-вот. В этом вы весь и есть, — обидевшись, прошипел профессор. — В этом вашем «излагайте» и кроется весь ваш сарказм. Всё ваше негодование к окружающей среде.

— Так… — подумал Мякин, — эксперимент с засыпанием, похоже, сегодня у меня не состоится.

— Вот вы сказали это слово — «излагайте» — с каким-то превосходством, а превосходства-то и нет. Нет, господин Мякин, превосходства, да и не было.

— Вы перестанете там шептаться? — возмутился бухгалтер. — Уже которую ночь спать не даёте!

— А и правда, давайте спать, — тихо сказал Мякин.

Минуты две профессор