– Проклятье, – снова завелся Матвей. – Как Августа должна была попасть на эту самую дачу?

– Ребята из праздничного агентства должны были ее привезти.

– Может, они ее увезли в другое место? Может, они сейчас домогаются ее?

– Ой, ну прямо все только и мечтают, как пристать к твоей Августе. Ладно, я позвоню сейчас, выясню.

– Приду-урок! – с чувством выговорил Матвей. – Не знаю, что я с тобой сделаю, если с Августой что-то случилось.

– Мотя, Мотя, – зачастил Витасик, – тебя не слышно, перезвони.

Трубка отозвалась гудками, и Матвей со злостью сунул ее в карман.

– Идиот, – выдохнул он, стремительно покидая чужую собственность.

… Под простыней Шутихина ожидала сладкая пери, обворожительная нимфа с городского пляжа – местного питомника наяд и нереид, и он вернулся в постель, надеясь продолжить начатое, но желание улетучилось вместе с хмелем.

Извинившись, Витасик уединился на кухне, не попадая на кнопки, набрал номер праздничного агентства.

– А, это ты? – недружелюбно отозвался директор агентства, Марик Яцкевич.

– Что значит «я»? Где девушка?

– Ха, ты потерял девушку? – непонятно чему обрадовался Марик.

Витасик убитым голосом подтвердил:

– Потерял.

– А, сам виноват. Нечего двурушничать.

Витасик ничего не понял и несказанно удивился:

– Двурушничать?

– Ой, кончай целку из себя корчить. К кому из конкурентов ты еще обратился?

– Да ни к кому, – пролепетал Витасик, – ни к кому я не обращался.

– Ну, тогда не знаю. У нас перехватили заказ.

– Как это?

– Элементарно. Шустрые ребята оказались, перед носом объект увели, – продолжал Марик, – жестко действовали. – В интонации Яцкевича крылось восхищение профессиональным мастерством конкурентов.

– Да я… – начал Шутихин и срезался – в дверь позвонили.

У Витасика возникло ощущение дежавю: требовательный звонок, Мотя под дверью – все как в прошлый раз, только хуже – сейчас Витасику предстояло столкнуться с атлантическим ураганом под кодовым именем «Матвей Степура» (младшая сестра которого носит имя «Катрин») при свидетелях.

«Не открывай», – отчетливо сказал внутренний голос.

Наученный горьким опытом, Витасик внял внутреннему голосу и подал знак нимфе затихнуть и подождать, когда посетителю надоест трезвонить и он отвалит.

– Кто это? – одними губами спросила нимфа.

– Друг. Бывший, – усиленно артикулируя, ответил Шутихин.

Однако, доведя звонок до истерики, посетитель не только не подумал отвалить, но перешел к оперативным действиям: стал штурмовать дверь и выкрикивать угрозы.

– Шутихин, – гремел знакомый голос, от которого в воздухе разлился запах жареного, – открывай, или я подожгу дверь!

Угроза и – главное – тон, которым она была произнесена, Шутихину не понравились. На душе стало неспокойно, под ложечкой засосало, и он решился.

Проковылял в коридорчик, приложился к глазку и слабым голосом умирающего барина спросил:

– Кто там?

– Открывай! – прогремел Степура.

– А ты драться не будешь?

– Нет.

– Поклянись.

– Я тебе сейчас поклянусь! Я тебе так по почкам поклянусь!

– Тогда я не открою, – торговался Витасик.

– Еще как откроешь, – пообещал Мотя замогильным голосом и щелкнул зажигалкой.

– Хорошо, хорошо, – запаниковал Витасик, – я тебя впущу, только не забудь: ты обещал не драться.

– Обещал, значит, не буду.

Шутихин повернул замок и живо ретировался, памятуя о том, что Мотька Степура не имеет привычку придерживать дверь.

– Одевайся. – К моменту водворения в квартиру Матвей успел выпустить пар и зажигалкой щелкал чисто для острастки.

– Я не могу. Я не один, – заговорщицки прошептал Витасик, выразительно поводя глазами в сторону комнаты.

– Плевал я на то, что ты не один, – повысил голос Мотя.

– Тише ты!

– Две минуты на сборы, или я выволоку тебя, в чем стоишь. – Мотя перевел взгляд на трусы Витасика – это были добропорядочные семейные трусы, ярко-синие, с красными сердечками, пронзенными стрелой.

– Черт с тобой, – плюнул на невменяемого друга Витасик и на всякий случай поддернул резинку. – Сейчас.

Силы вышли, Моте хотелось одного: скорее восстановить справедливость и будь что будет.

– Очухалась, лепила, – раздался за спиной трескучий голос.

Августа так резко обернулась, что чуть не повредила шейные позвонки.

На веранде стоял жуткий тип – худой и мелкий, с седым пушком на голове, с пустыми глазами.

Ничего не понимая, Августа в полном недоумении наблюдала, как тип внес и поставил на веранде ведро с тряпкой. Сюр какой-то, промелькнуло в голове.

Убедившись, что тип не торопится представиться, Августа прочистила горло и поинтересовалась:

– Простите, а вы откуда? Что-то я вас не помню.

– А должна?

– Вы правы. Я давно не была в театре. Вы из ТЮЗа или из драмы?

– Я из академии.

– В смысле, из академического театра?

– Ага.

– Наверное, из другого города?

– Ага.

– Так вы на гастролях?

– Можно и так сказать, – почесав затылок, отозвался тип.

Господи, каким же самомнением нужно обладать, чтобы с такими данными податься в артисты.

– Значит, вы незнакомы с актером Веревкиным?

– С Веревкиным?

Августа могла поклясться, что тип насторожился, услышав эту фамилию.

– Да, с Веревкиным. Или знакомы?

– Ну, краем. А что?

– У вас один типаж с ним, – деликатно заметила Августа, стараясь не обидеть актера, – просто вылитый Юри Ярвет в роли короля Лира.

– Типаж, может, один, а статьи разные.

Августа рассмеялась, оценив экспромт:

– Как вас зовут?

– Можешь называть дядя Петя.

– Дядя Петя? Хорошо. Дядя Петя, пожалуйста, позвоните заказчику, объясните ситуацию. Глупо продолжать комедию, если я обо всем догадалась.

– Догадалась, говоришь? – проскрипел тип. – А вот это ты зря. Придется тебя шлепнуть под конец.

Августа вообще не любила некрасивых актеров, а тут к оскорбленному чувству прекрасного добавилось еще и раздражение против тупого упрямства мастера сцены: