За столом Никита уселся рядом с Никой. Он уже не разыгрывалшута, он молчал, уткнувшись в тарелку, рассеянно ковырял вилкой салат. Когда ихплечи и колени случайно соприкасались, он густо краснел и еще ниже опускалголову.

Мама и бабушка никак не хотели уйти. Маленькая двухкомнатнаяквартира была набита подростками, все ждали только одного: когда наконецвзрослые исчезнут и можно будет достать из сумок, сваленных в тесной прихожей,пару бутылок портвейна, болгарские сигареты, погасить свет, врубить музыку. Нобабушка, вооружившись книжкой «Твой пионерский праздник», изо всех сил пыталасьзанять детишек шарадами, викторинами, веселыми эстафетами. Она подвесила яблокина ниточки к торшеру и призывала устроить конкурс, кто быстрее объест их доогрызков, с завязанными за спиной руками. Она заранее приготовила старыенаволочки чтобы устроить бег в мешках по малогабаритной квартире. Запаспионерских забав не иссякал.

Великовозрастные детки хмыкали, фыркали, скрывались в ваннойи на лестничной площадке. Наконец Зинулина мама сжалилась над дочкой и еегостями, увела бабулю к соседке, смотреть по телевизору очередную серию«Следствие ведут знатоки».

Белобрысый Никита с мрачным видом пригласил Нику намедленный танец. При погашенном свете они покачивались под песенку Челентано, иоба молчали, оба были как деревянные.

Через многие годы Никита попытался втиснуть в слова то, чтос ним происходило в первый доисторический вечер их знакомства. Сердце билось.Ну да, оно всегда бьется как часы, шестьдесят ударов в минуту. Но тогда, на днерождения Зинули Резниковой, оно тикало с такой скоростью, что если бы отмерялореальное время, то он успел за несколько часов, залпом, прожить лет пятьдесят,а то и больше, стать взрослым, потом старым, потом умереть.

Он отчетливо помнил, каким жаром отдавался в солнечномсплетении хриплый разболтанный голос итальянского певца и как накрыла его сголовой внезапная ледяная пустота, когда песенка кончилась и Ника выскользнулаиз его рук.

На следующий танец ее пригласил одноклассник, и Никита ушелкурить на лестницу, чтобы не видеть, как она танцует с крепеньким черноволосымхлыщом в оранжевых носках, которому она, разумеется, давно нравилась и которыйпотом нагло увязался ее провожать. Они шли втроем по мокрому вечернемубульвару, и хлыщ-одноклассник все норовил взять украдкой Нику за руку, а Никитаболтал без умолку, стараясь втиснуться между ними. Накрапывал дождь, желтоватыйтуман вставал дыбом под фонарями. У Ники с шеи соскользнула шелковая дымчатаякосынка, Никита поднял и оставшуюся часть пути теребил прохладный шелк в руках.

Ника попрощалась с ними обоими у своего подъезда. Хлыщ, нераздумывая, побежал к троллейбусу. Никита сделал вид, что тоже уходит, обошелдом кругом вернулся к подъезду, сел на мокрую лавочку. Ему надо было отдышаться.Он понял пока только одно – что влюбился по уши в эту девочку и теперь несможет без нее жить. Все прошлые его влюбленности были детской ерундой. А вотсейчас произошло нечто серьезное, окончательное и бесповоротное.

Любой взрослый хмыкнул бы иронически, потрепал бы юношупылкого по сутулому плечу, мол, ладно мальчик, такое с каждым случалось. Знаем,тоже проходили. Этих Вероник в твоей будущей мужской жизни еще с десяток точнонаберется.

Если бы сейчас такой вот мудрец оказался с ним рядом намокрой лавочке, Никита даже не обиделся бы, не счел нужным возражать. Онискренне пожалел бы слепого, глухого, бестолкового взрослого, который зряпрожил свою несчастную юность и ничего не понимает.

Он полез в карман за сигаретами. Вместе с пачкой из карманавыскользнула шелковая косынка. Он уткнулся лицом в холодную тонкую ткань. Апотом кинулся к автомату на углу, вытряхнул мелочь, нашел двушку и набрал номерЗинули Резниковой. Зинуля совсем не удивилась, когда он потребовал срочноназвать номер квартиры ее подруги Ники.

– Только учти, Ракитин, у тебя ничего не выйдет. Никахолодная и неприступная. Ей еще никто не нравился. К ней все время кто-токлеится, но она…

– Спасибо, Зинуля, с днем рождения тебя! Через минуту он ужезвонил в дверь. Он плохо соображал, что делает. Единственным его желанием былоувидеть ее сейчас же, сию минуту, хотя расстались они только что. Он как будтохотел удостовериться, что Ника не приснилась ему и не исчезла навсегда задверью подъезда.

Сердце его стучало так громко, что он не сразу расслышалкрики, которые доносились из квартиры, и не дел понять, что явился с шелковойкосынкой и со своей дикой детской влюбленностью совсем не вовремя.

В квартире ждали приезда «Скорой». Итальянский режиссерпригласил Викторию с мужем в ресторан только для того, чтобы сообщить ейнеприятную новость. Раневскую будет играть другая актриса, и Виктории не надобеспокоиться насчет пробы в роли.

Всю дорогу в такси Виктория молчала. Дома, не говоря нислова и как будто не замечая присутствия мужа, высыпала на ладонь околодвадцати таблеток элениума, содержимое двух пачек, отправила в рот всю горсть,схватила чайник и стала быстро хлебать холодную кипяченую воду прямо из носика,запивая таблетки.

– Я не хочу жить! – кричала Виктория, – Оставь меня в покое,ублюдок!

Дядя Володя пытался влить ей в рот слабый раствормарганцовки, чтобы вызвать рвоту. Она сопротивлялась, они почти дрались,разбрызгивая розовую от марганцовки воду. Несмотря на огромное количествовыпитых успокоительных таблеток, Виктория буйствовала, выкрикивала чудовищныеругательства. Именно такую сцену застала Ника, вернувшись домой.

А через десять минут позвонили в дверь, но вместо бригады«Скорой» на пороге стоял белобрысый длинный Никита Ракитин с шелковойкосыночкой в руке.

– Я очень прошу, уйди, – сказала Ника.

– Малыш, это «Скорая»? – донесся голос из комнаты.

– Нет. Это ко мне, – ответила Ника и повторила не глядя наНикиту:

– Уйди, пожалуйста. У нас несчастье.

– Ника, быстренько принеси таз! Ника бросилась в ванную,потом промчалась в комнату с тазом.

– Мамочка, ну пожалуйста, очень тебя прошу – услышал Никитаее голос.

– Доченька, девочка моя, прости, я не могу, не хочу жить, ятолько несчастье тебе приношу, ору на тебя, ты прости меня, я ужасная мать!

– Ника, выйди, не смотри!

Ника появилась на пороге, быстро прикрыла за собой дверькомнаты. Оттуда доносились всхлипы и крики.

– Ты еще здесь? – тихо спросила она Никиту. – Уйди,пожалуйста.

В ответ Никита мрачно помотал головой и стал сниматьботинки.

– Отстань от меня, идиот! Я не хочу жить! – неслось из-задвери. – Убери свой таз! Зачем ты льешь в меня марганцовку? Зачем ты вызвал«Скорую»? Чтобы меня увезли в психушку? Не хочу! Я все равно не буду жить! –визжал женский голос.