не моя работа, – сплевывает шофер. – Если такой жалостливый, сам залезай в кузов.

– Ах, ты!

Хватаю нахала за грудки.

– Эрик Борисович! – бежит ко мне завскладом, а за ним топочут несколько мужиков. – Мы сами!

Встряхиваю кисти, мышцы свело судорогой от злости, брезгливо кривлю губы.

– Ты у меня больше не работаешь! – шиплю водителю.

– Да кто ты такой? Чего пристал? – вопит тот.

– Вован, сядь в кабину! – приказывает завскладом. – Я сам разберусь.

Но я его уже не слушаю: выхватываю из рук Арины рулон и бросаю его на тележку. С отцом поговорю позже. Мужчины бросаются мне помогать. Завскладом уводит работниц от фуры и отправляет по своим местам.

Я работаю, как проклятый, и неожиданно даже получаю удовольствие. Пот заливает лицо, по спине бежит мокрая дорожка, а мне легко, будто черная ненависть, которая давила на меня пять лет, вдруг растворилась в воздухе. Чувствую себя живым.

А еще физический труд помогает отключить мозги.

В один момент кто-то сует мне в руку бутылку с водой. Я жадно пью, остатки выливаю себе на шею и встряхиваюсь, как бродячий пес. Сквозь радужные капли вижу Васильеву. Она стоит рядом с полотенцем в руках и смотрит удивленным взглядом, словно видит меня впервые.

– Эх, хорошо! – широко улыбаюсь я, встряхиваю волосы ладонью. Капли падают на Арину, она мило морщит нос. Я выхватываю у нее полотенце и промокаю свое лицо. – Спасибо, Ариша…

Глава 23. Арина

Поведение мажора с каждым днем шокирует все больше. Я даже ловлю себя на мысли, что уже привыкла к его постоянному кружению вокруг моей персоны. Если он не показывается на горизонте, чувствую себя неуютно.

А когда он назвал меня Аришей, я остолбенела от удивления и испуга. Раньше только по фамилии обращался, а тут вдруг Ариша. Чего еще ожидать от такого непостоянного человека.

– Пожалуйста, – цежу сквозь зубы и выдергиваю у него полотенце.

Я и сама хороша! Зачем, дура, притащила воду и эту тряпку? Действовала на автомате, в качестве благодарности за помощь, и только сейчас сообразила, что мою услугу можно понять по-другому.

Убегаю в глубину склада и больше не показываюсь боссу на глаза. Он вскоре уезжает.

– Эй, новенькая! – окликает меня завскладом. – Что у тебя с хозяином? Шуры-муры?

– Нет, что вы! – пугаюсь я, заливаясь краской.

– А то смотри у меня! – он грозит кулаком. – Не создавай проблем. Что-то шеф тараканом по фабрике забегал.

«У таракана и спросите», – чуть не слетает с языка, но я вовремя одумываюсь и начинаю пересчитывать рулоны ткани.

Несколько дней мажор не показывается. Я первым делом, приходя на работу, настороженно осматриваюсь. «Наверное, оставил меня в покое, – тихо радуюсь я. – Надоело возиться с уголовницей».

Но передышка помогает мне прийти в себя и задуматься над дальнейшей жизнью. А главное, нужно решить вопрос с мамой. Оставаться в долгах до конца жизни я не намерена. Матвей утверждает, что она еще не скоро встанет на ноги, но между его бодреньких слов мелькает другое. Я так и слышу, как он говорит, чтобы я не надеялась попусту и не тратила свои силы. Нет человека – нет проблем. Не будет мамы, не будет расти долг за клинику.

– Ну, почему ты не отвез маму в государственную больницу! – в сердцах восклицаю я, когда встречаю его в отделении клиники.

Матвей только что вышел из лифта, сияющий, как медный таз. Он важно прошествовал по коридору вип-отделения, весело поздоровался с дежурными медсестрами, перекинулся шуткой с больным, сидящим в кресле. Явно что-то хорошее происходит в его жизни, но не в моей.

Заметив меня, он мрачнеет, улыбка сбегает с лица, брови собираются домиком. Он принимает вид озабоченного и загруженного работой врача.

– Я же хотел как лучше, думал в вип-условиях теща поправится к твоему выходу из колонии, – обиженно поджимает губы Матвей и тянет меня в боковой коридорчик, а там толкает в пустую палату.

Не хочет, паразит, чтобы кто-то нас услышал.

– Тогда и придумал бы способ оплаты!

– Ты плохая дочь! Бессердечная!

– Я? – от растерянности хлопаю ресницами.

– Конечно. Знала же, что мать болеет. Зачем в полицию полезла?

– Я полезла? – захлебываюсь словами от возмущения. – Я же тебя, идиота, прикрывала. А ты…

– А что я? Разве просил?

– Но тогда ты сейчас сидел бы в тюрьме.

– Откуда ты знаешь? – он уже кричит на меня. В последнее время все наши встречи – это взрывы эмоций и обид. – Я-то кольцо, которое мажор тебе подкинул, в глаза не видел и в руках не держал. Меня точно подставить не смогли бы.

– Но… – набираю в легкие воздуха: впервые хочу бросить в лицо бывшего жениха то, что давно зрело в голове, но не срывалось с языка. – Ты же видел раненую девушку и бросил ее умирать!

Матвей вздрагивает, стреляет в меня мгновенным взглядом, его теплые глаза темнеют и превращаются в раскаленные угли. Он поднимает руку, словно хочет меня ударить, но я в упор смотрю на него.

– Вот как ты заговорила, – шепчет он и оглядывается на дверь, потом делает шаг навстречу, и столько ярости в его зрачках, что я невольно подаюсь назад. – Даже если видел, что с того? Доказать это невозможно!

– Думаешь? Помощник мажора разыскал водителя грузовика, которого в свое время не нашла полиция. Теперь он знает, что за рулем сидел ты.

– Да, плевать! Что он мне сделает?

Доводы на этом заканчиваются. Я смотрю на Матвея по-новому. Как? Как любила этого человека столько лет? Где были мои глаза и уши? Он же всегда думает прежде всего о себе. Законченный эгоист, избалованный маменькин сыночек. Он притворяется или искренне не понимает, что я его спасла?

И по голове шарахает догадка.

Чувство вины…

Матвей устал его испытывать, перегорел, уговорил себя, что случившееся на дороге – роковая случайность, и он, замечательный человек, ничего никому не должен.

И еще одна догадка сбивает с