неловко, будто только что подглядела в замочную скважину и сделала для себя открытие.

Нет, уж! Надо держаться подальше от этого человека!

Глава 22. Эрик

Арина уходит, а я падаю в кресло. Что со мной? В честь какого рожна проявляю заботу о враге? Ну порезалась бы, и что с того? Радоваться надо, кровь за кровь…

Думаю так, а сердце не на месте. Одно дело посадить в тюрьму, и совсем другое лично причинить вред. Раньше придушить готов был, а сейчас что-то изменилось. Но что?

Встряхиваюсь, растираю виски: это временное помешательство, больше не допущу такой оплошности. Хватаю телефон, и тут же брякаю:

– Санек, куда Васильева намылилась?

Пауза на том конце трубки шарахает по башке. Блин! Мат срывается с губ. Костерю себя по-черному. Идиот! Только что дал себе зарок и сразу его нарушил.

– Арина, ой, простите, – в голосе помощника звучит ирония, – Васильева сейчас в бытовке уборщиц, меняет инвентарь. Ее пригласить к вам?

– Нет! – взвизгиваю так торопливо, что у Санька наверняка уши сворачиваются в трубочку. – Ты… это… найди мне информацию о ее работе в колонии.

– Будет сделано.

Мне кажется, или помощник посмеивается? Черт! Ну, и влип я с этой Васильевой!

Хватаю флешку, которую с утра передал мне помощник. Наконец-то мастерам удалось обработать ее и рассмотреть того придурка, что сидел за рулем.

Пока файл открывается, от нетерпения ерзаю в кресле. Наконец видео запускается. В сотый раз разглядываю дорогу, вижу огни встречной машины. Вот они надвигаются, становятся ближе, ближе. Теперь угадываются четкие силуэты водителя и пассажира. Сомнений никаких нет: за рулем мужчина. Но кто?

Останавливаю кадр, вглядываюсь: водитель улыбается. Его голова повернута к партнерше. Запускаю видео снова. Теперь лицо мужчины заслоняет затылок женщины. Она вдруг наклоняется, словно заглядывает в лицо спутника.

Жму на "стоп", задумываюсь. Теперь понятно, почему оперативники не смогли разглядеть водителя.

– Чем эти двое занимались в пути? – ворчу под нос.

Опасная дорога, гром, молнии и дождь стеной, а они развлекаются?

Глубоко вдыхаю, подавляя раздражение, поднимающееся изнутри. Одному смотреть на это невыносимо.

– Санек, иди в кабинет.

– Но я…

– Живо! И передай Васильевой, пусть тащит кофе.

– Шестьдесят восемь градусов?

Опять этот паразит издевается?

– Плевать на градусы! – рявкаю сердито.

Пока жду, досматриваю видео до конца. Голова пассажирки исчезает, и я угадываю в открывшихся чертах лицо Стрельникова.

Попался, гаденыш! Вытираю внезапно вспотевший лоб. Чувство такое, что балансирую на краю открытия, вот только, что оно мне даст?

Помощник входит одновременно с Васильевой. Они улыбаются, как заговорщики. У меня все вскипает внутри. Сплошные стрессы, ни дня покоя!

Арина ставит на стол поднос с кофе, бросает на меня быстрый взгляд и опускает веки. Я успеваю заметить блеск больших глаз, а что он выражает, нет, и это бесит еще больше.

– Что-то случилось? – тихо спрашивает Санек.

Он прекрасно изучил все оттенки моего настроения.

Молча разворачиваю ноутбук экраном к Васильевой и запускаю видео.

Ее невозмутимое до этого момента лицо бледнеет, губы начинают подергиваться.

– Что скажешь? – спрашиваю и вглядываюсь в ее лицо, боюсь упустить важный момент признания.

Она вздрагивает, вжимает голову в плечи, будто ожидает удара.

– А что-то должна?

– Ну, неужели не видишь?

– Что я должна увидеть? – Васильева отвечает вопросом на вопрос, явно растеряна, тянет время, чтобы выкрутиться.

– Мой помощник нашел видеорегистратор. Это твоя машина?

– Не знаю. Номера в тумане.

Начинаю заводиться: вот партизан на допросе! Товарищей не сдам, страну не выдам, пусть будет мне хуже! Жертвенница, мать ети! Главное, был бы достойный мужик, можно было бы и побороться, а этому хлыщу даже улыбки жалко.

Пересиливаю взрыв эмоций и увеличиваю кадр. Теперь хорошо читаются номера.

– А на это, что скажешь?

– Поймали. Машина моя. И что?

– Так, за рулем сидит мужик! – не выдерживаю, срываюсь. – Домик в кемпинге был забронирован на двоих.

– Это ни о чем не говорит. Мы отдохнули с другом и разъехались по домам.

– На твоей машине?

Молчание. Даже прижатая фактами к стене, Васильева упрямо гнет свою линию.

– Да, на моей, – она дерзко вскидывает голову и в упор смотрит на меня.

Санек подается вперед. Защитник хренов!

– Признайся, ты же Стрельникова покрываешь. Я все о тебе знаю.

– Странная у вас политика, босс, – отвечает тихо Васильева. – То вы со свету меня сживали, слушать ничего не хотели, даже подставили, лишь бы посадить в тюрьму, а теперь вдруг нашли другого водителя. Как мне понимать такие метаморфозы?

– Никак. Я самодур!

– Оно и видно.

– Поговори мне!

– Арина, расскажите правду, – просит и Санек. – Эта история всех измучила, пять лет никому покоя нет.

– Что вам даст мое признание? – шепчет она. – За одно и то же преступление дважды не наказывают.

– Но ведь подонок живет и радуется! – я уже кричу. – Ему твоя верность не нужна!

– Знаете, есть пословица: предавший однажды, предаст снова. Извините, я не из тех людей. Могу я уйти? Работа ждет.

– Свободна!

Васильева тихо закрывает за собой дверь, мы с Саньком остаемся одни. Он качает головой, словно в такт своим мыслям, наконец говорит:

– Н-да! Вот это натура!

– Да что в ней хорошего? Упрямая, как столетний пень! Его рубят, щепки летят во все стороны, а выкорчевать не могут.

– Не скажите, Эрик Борисович. Цельный характер. Худенькая, хрупкая, а, как кремень, несгибаемая. С такой женщиной можно и в огонь, и в воду, всегда подставит плечо.

– Ага! Еще коня на скаку остановит, в горящую избу войдет.

– Иронизируете? – помощник сурово смотрит на меня. – Я же вижу, что вы все понимаете, поэтому Арина вам и нравится.

– Спятил? – я даже подаюсь назад от возмущения. – Кто кому нравится?