Просторная, обитая старой клеенкой дверь квартиры профессора Оленина отвечала высокомерным молчанием. Евсей повторил звонок, не уверенный, что тот сработал – его бронзовая чашечка висела в конце длинного коридора – у профессора были проблемы со слухом.

Подождав еще немного, Евсей постучал кулаком, но удары ложились мягко, беззвучно, оставляя лишь вмятины на вялой клеенке. Дверь соседской квартиры приоткрылась на размер цепочки, пропустив в проем личико седой морщинистой старушки в круглых очках.

– Што штучиш-то?! Их дома нету, – прошамкала соседка. – Штарик неделя как уехал ш дочкой. А Эрик ш полчаша как ушел. Дамочка к нему жаходила. Вмеще и ушли, видать наигралиш.

– Вместе и ушли? – бездумно повторил Евсей.

– Ушли, ушли… Как раж я дверь отворила, кошку выпущич. Они и ушли.

Евсей кивнул и поплелся вниз. Интересно, с кем это Эрик проводит время? Евсей был в курсе сердечных увлечений своего холостого друга, Эрик всегда с ним откровенничал. Но с некоторых пор он замкнулся, откровенничать перестал, ссылаясь на занятость – он заканчивал диссертацию. А тут.

– Может, шкажачь, што? Кто приходил? – не унималась соседка. – Я могу.

– Скажите, что приходил Евсей, – ответил он.

– Ефшей, жначит? Передам, – и повторила для памяти. – Ефшей начальник вшей.

– Вот еще, – буркнул он и выскочил из подъезда.

Оба кореша – «китаец» и толстяк Мирон – встретили возвращение Евсея с интересом.

– Ну, мужик, ты ракета, клянусь отцом, – проговорил «китаец».

– Напрасно ехал – дома никого, – Евсей обескуражено развел руками.

Чем, вероятно, и подкупил собутыльников.

– Это надо отметить, – утешил Мирон, жестом приглашая Евсея к ящику.

– Спасибо, я не буду, – пробормотал тот.

Он старался протиснуться между толстяком Мироном и шаткими стенами порожней тары. Но обойти Мирона было непросто.

– Пылесос обмываем, – пояснил Мирон и ткнул ботинком картонный короб. – Пылесос «Урал». В кредит взял, жена всю плешь переела, чтобы как у людей.

– Без обмыва никак, клянусь отцом, – поддержал «китаец». – Без обмыва не потянет.

– Не потянет, – согласился Мирон и пузом прижал Евсея к ящикам. – Вот ты скажи нам. Как тебя зовут?

– Николай, – почему-то соврал Евсей и обреченно оглядел скатерть-газету.

Наполовину пустая бутылка «Московской». Один граненый стакан. Две банки кильки в томате. Несколько сочных соленых огурцов. Переломленный кирпич черного хлеба.

– Я не пью, – насупился Евсей, – да и водки у вас… не очень.

– Не бзди, Коля! Не последняя, – Мирон наклонился, упершись в колени Евсея необъятной задницей, а разогнувшись, водрузил на ящик новую бутылку с зеленной этикеткой. «Китаец» подхватил ее и, поддев черным ногтем козырек, хищно сорвал с горлышка нашлепку.

– Ты че?! Еще первую не приговорили! – возмутился Мирон.

– Такая ее судьба, – ответил «китаец».

– Экий ты быстрый на халяву, – недовольно проворчал Мирон. – Чойболсан, Чойболсан.

– Новенькому по новой, – рассудил «китаец» и запрокинул горлышко бутылки над стаканом. – Держи, Колян!

– Да не пью я, – заартачился Евсей. – И дайте пройти! Не летать же мне над ящиками.

– Обижаешь, Никола, – упрямился Мирон. – Ты вот скажи: кто такой Чойболсан?

– А черт его знает, – удивился Евсей. – Вроде маршал монгольский.

– Вот! – обрадовался Мирон. – Я и говорю. А он мне втюхивает. Сорт чая, говорит.

– Да хрен с ним, с Чойболсаном твоим гребаным! Заладил! – рассердился «китаец» и протянул Евсею единственный стакан с на треть налитой водкой.

– Что, так и буду пить один? – сдался Евсей. «Китаец» взял одну бутылку, протянул Мирону, вторую придвинул к себе. Мирон спохватился, поставил бутылку и вновь нырнул вниз башкой, выпятив бабий зад. А выпрямившись, положил на ящик сверток с колбасой. Евсей любил «польскую» колбасу – трубчатую, с крупными ядрышками сала и запахом чеснока.

– Ну, за Чойболсана? – вздохнул Евсей.

Острое личико «китайца» исказила недовольная гримаса. Но затевать ссору ему не хотелось, еще не та кондиция. Запрокинув бутылку, «китаец» сделал несколько глотков, скривился, поставил бутылку и, поддев огурцом кильку, захрумкал, прикрыв щелки глаз. Мирон, наоборот, одобрил тост: «За Чойболсана!» Подмигнув Евсею, он лихо запрокинул бутылку и, неторопясь, в растяжку, сделал три глубоких глотка. Евсей приблизил к носу стакан, втянул колкий запах и молодецки осушил содержимое до дна. Водка холодными комками ухнула в желудок, разливая по телу приятный жар.

– Я к чему? – важно проговорил «китаец». – Вот пылесос. Можем делать, когда хотим, не у всех руки из жопы растут, верно?

– Потому качество, что на заводе военпреды шустрят, – поддержал Мирон. – Без военпредов – ни хрена!

– Пылесосы военпред не принимает, – возразил «китаец». – Их дело – военная продукция!

– А это как посмотреть! – вздорно не согласился Мирон.

Евсей прикрыл глаза. Тело наливалось ощущением тепла и уюта. Как бывает с людьми, не часто принимающими спиртное. А мужики неторопливо продолжили беседу. Напрасно ОНИ Хрущя с кресла сдернули. Весело было с дедом, лысым кукурузником. А что сейчас?! Скучища! Говорят, дочка Брежнева своего генерала бросает и замуж за кубинского Фиделя собирается, тот по матери русский, неспроста же он Кастро Рус, а может и по отцу, кто его знает, с чего бы ему так к нам липнуть?! А еще – какие-то диссиденты объявились, на рожон прут, народ баламутят, с толку сбивают, что-то требуют. А мы их просили? Что они нами распоряжаются? Нам и так хорошо. А все гордыня, все выпендриваются друг перед дружкой. Ох, доиграются. И, главное, не боятся, черти.

Все бы ничего, только бы на водяру не накинули. И так, считай, облапошивают на одиннадцать копеек, если берешь два малыша по рупь сорок девять вместо одной полбанки за два восемьдесят семь. Помянули и какую-то Надьку-суку, которая трахается с начальником цеха и держит всю бригаду в кулаке. Особенно по этому поводу сокрушался «китаец», которому Надька не дала, когда всем цехом ездили на картошку в Волосовский район.

За время беседы корешей Евсей еще раза два прикладывался к стакану. Голоса собутыльников проникали в его сознание тихим шорохом моря на прибрежных галечниках.

– Колян, а ты чем занимаешься? – расслышал он голос и понял, что спрашивают его, он сейчас тот Колян.

– Я? В архиве служу, – разлепил губы Евсей.

– О, совсем хорош наш Колян, – произнес Мирон, чье лицо расплылось перед Евсеем широкой лепешкой.

– Интеллигенция, – подтвердил «китаец». – Комара трудней напоить.

– Да ладно тебе, интеллигенция! – взбрыкнулся Евсей. – А за детей?!