А у помоста, надеясь на всепобеждающую силу Всевышнего, молился следующий.

Тишина была мертвой — не слышно было ни скорбящих вздохов, ни отчаянных криков. Молча, без просьб о пощаде, умирали карачи. И когда казнили последнего, казанцы разошлись так же угрюмо, как и собрались.

Поздно ночью, когда жизнь в ханском дворце затихла до раннего утра, на женскую половину дворца уверенно перешагнул улан Кучак.

Бике еще не ложилась и в этот час при свете свечей что-то быстро писала.

— Ты не рада меня видеть, Сююн-Бике? — Кучак старался выглядеть удивленным. — Может, ты не ждала меня?

— Пока я ездила по святым местам, ты казнил многих видных карачей. Среди них были мурзы, чей род идет от самого Батыя.

Кучак сцепил на груди руки. «Еще неизвестно, кто здесь хозяин: я или эта заносчивая ханум!» — говорил весь его вид.

— Ах вот оно что!.. Теперь я, кажется, понимаю причину твоего неудовольствия. А известно ли тебе, бике, что все эти казненные карачи хотели бежать к твоему заклятому врагу Шах-Али? Я уберег тебя еще от одного предательства. Они подбивали на вероотступничество народ. Этих неразумных мурз следует держать на привязи, как непокорных коней, — крепко сжал улан в кулак пальцы.

— Ты позабыл, Кучак, что Казань — это не твой юрт. Казнями ты восстановил против себя казанцев, и теперь они ненавидят не только тебя, но и всех крымских эмиров, которые пришли нам на помощь.

Кучак нахмурился. Только казанской госпоже было позволительно разговаривать с ним в таком тоне.

— Ханум, я никогда не забываю того, что я крымчанин. Но народ нужно держать в строгости, иначе он возомнит себя господином.

— Ты ничего не понял, улан. Случись война — народ не захочет пойти за тобой.

Кучак вспылил:

— Позволь мне самому решать, что я должен делать, а чего нет!

— Ты забываешься, улан! — высоко подняла свой острый подбородок Сююн-Бике. — Мой сын Утямыш-Гирей — хан, я же его мать!

Вот и забурлила в ней кровь непобедимого Батыя. Где же та прежняя покорная женщина, которая едва ли не каждую ночь ласкала и целовала его?

— Да, я помню, — усмехнулся улан и вышел.

Кучак не бездействовал: в каждом письме, отправляемом в Крым, он просил новой помощи у хана.

Девлет-Гирей, получив очередное прошение от Кучака, хмуро улыбнулся:

— Понимаю, куда он клонит. Скоро он попросит меня, чтобы я посадил его на престол или в крайнем случае… помог жениться на Сююн-Бике. Вкус власти опьяняет!

Крымский хан не спешил отвечать Кучаку, который возомнил себя правителем казанского юрта. «А может быть, он захочет поспорить в могуществе и со мной, как в свое время Мамай спорил с Тохтамышем?»

Уши и глаза Девлет-Гирея, которые во множестве были в Казани, докладывали ему, что Кучака в городе ненавидят. И лучше всего сначала руками улана сместить Сююн-Бике, а потом будет легко убрать и ненавистного всем Кучака, и тогда на Казанской земле установится господство крымского хана.

Улан пришел по первому зову Сююн-Бике, смиренно склонив голову. Пусть она видит, что он — ее раб. Большие и сильные ладони, которые так недавно сладко ласкали Сююн-Бике, покоились у него на груди.

Казанская госпожа сидела на высоких, оранжевого цвета подушках; она слегка, как и подобает повелительнице, наклонила голову в сторону слуги.

— Ты знаешь, что о тебе говорит народ? — спросила бике.

— Да. Мне сказали, что мятежники ищут случая, чтобы убить меня, — безразлично отозвался Кучак, больше раздосадованный холодным тоном госпожи.

— Ты забыл, чему нас учат хадисы:[60]без доказательства вины и без верных свидетелей никого не подвергай наказанию! И еще там же сказано: не убивай жен и детей врагов своих! Сколько же раз ты перешел через это?

— Я должен был добиться повиновения! — посмел повысить голос улан. Кучак чувствовал, как в нем клокочет степная вольная кровь его предков. — Даже знатные карачи с радостью бегут к царю Ивану в услужение. Вчера ушел мурза Махмет… А Шах-Али, как рассказывают мне верные люди, расплачивается с правоверными гривнами!

Кучака на протяжении последних дней не оставляла одна и та же мысль. Поначалу он даже испугался своей смелости, потом научился существовать с ней рядом, а теперь решил, что это было подсказано ему свыше. «Не стоит затягивать, — решил улан, — иначе может быть поздно!»

— Сююн-Бике, — сделал Кучак шаг навстречу ханум, — я обещаю тебе, что расправлюсь со всеми своими и твоими врагами! Я укреплю ханство! Создам сильное войско! Мне обещал помочь и Девлет-Гирей. И я выбью царя Ивана с нашей земли!

Улан сделал еще один шаг. Теперь он стоял с Сююн-Бике совсем рядом. Оказывается, ее глаза могут менять цвет — теперь они были темно-карими. Ему даже показалось, что в них мелькнуло что-то особенное, быть может, то, что когда-то связало их обоих. Вот сейчас самое время заговорить о главном. Кучак присел рядом с любимой на мягкую подушку, взял ее тонкую, в дорогих золотых браслетах руку и продолжил:

— Но для этого ты должна стать моей женой!

Крымчанин умолк. Вот и сказано самое главное. Он смотрел в глаза женщины, подернутые легкой печалью, и ждал ответа. В комнате было тихо, а с базарной площади доносились голоса купцов, которые наперебой расхваливали свой товар — шелка и каменья. Ничто не могло изменить размеренное течение жизни.

Сююн-Бике вдруг засмеялась. И чем более веселой становилась она, тем мрачнее делался Кучак.

— Ты, наверно, пошутил! Чтобы я, дочь виднейшего ногайского мурзы и мать казанского хана, сделалась женой худородного крымского улана?! Меня не смогут понять ни в Казани, ни в Османской империи и даже в твоем Крыму! А что же я скажу казанцам? Они ненавидят тебя! — Сююн-Бике помолчала. — Ты красив… Но не более того!

Кучак продолжал сжимать руку женщины, не желая терять надежду:

— Мы вернем прежнюю славу Казанского ханства, какая была еще во времена Улу-Мухаммеда! Мы увеличим свое войско, закупим пушки и пищали у Сулеймана Законодателя! А в Казани вместо деревянных стен возведем каменные! Русь, как и в былые славные времена, заставим платить дань! Ханством же будем управлять вдвоем — ты и я! А когда у нас родится сын, то он унаследует все земли Казанского ханства!

Сююн-Бике выдернула руку из его ладоней:

— Мне больно, Кучак! Ты сжал мне пальцы! Но во главе Казанского ханства стоит Утямыш-Гирей — мой сын и сын Сафа-Гирея! Только он — законный наследник! Как же ты предполагаешь поступить с ним?

— Он может занять любой улус в Казанском ханстве. Будь моей женой, Сююн-Бике…