— Зеленый, — говорю. — Езжай.

Он едет. Я очень надеюсь, что он не вывернет резко руль или не сделает еще какую-нибудь глупость. Я уверен, что ситуация под контролем, но я всего лишь человек, а испуганный пьяный парень типа него может выкинуть какое-нибудь безумство, например влететь в пожарный гидрант.

— Просто сохраняй спокойствие, — говорю я ему, меняя грозный тон на успокаивающий. — Прорвемся.

Он хнычет. Я бы должен наслаждаться этим, но на самом деле чувствую лишь отвращение. Я уже почти желаю прямо сейчас пустить ему пулю в лоб, но нет, я об этом пожалею.

Через пару минут он снова заговорил.

— Моя жена будет меня искать.

— У тебя нет жены. У тебя есть сожительница по имени Минди. Пытаешься казаться более востребованным? — Для пьяного довольно смышлено, но я не в настроении оценивать по достоинству его смышленость. — Хочешь, чтобы я тебя прямо сейчас грохнул за вранье?

— Я перепутал.

— Наверняка. Ты говорил Минди, что идешь с ребятами выпить? Или это поставило бы под угрозу твое доминирующее положение?

— Это из-за нее?

Нет.

— Может быть.

— Это было всего один раз. Я ей почти ничего и не сделал. — Теперь он рыдает. — А она рассказывала, как она себя вела? Она рассказывала, что она говорила? Ты бы то же самое сделал!

— Ух ты. Я думал, ты по пьяни смышленый, а ты тут исповеди мне лепишь. Не отвлекайся, придурок. Ты ей говорил, что едешь домой? Не ври мне, потому что я проверю исходящие звонки.

— Нет. Я не хотел будить ее.

— Хорошо.

Зная, что Терренс бьет сожительницу, я должен бы чувствовать себя еще лучше по поводу того, что собираюсь с ним делать, но мне, если честно, плевать. Муж-садист, педофил, живодер… мне все равно. Черт, да мне плевать, даже если он все свое время посвящает благотворительности ради безногих сирот или если он на пороге создания лекарства от шести или семи серьезных заболеваний.

Мне не плевать только на то, что он сделал со мной. Я очень узконаправленный человек.

К счастью, он не пытается делать глупости, и довольно быстро его рыдания превращаются в обычный плач. Пару минут за нами едет серебристая машина, но, как только я начинаю волноваться по этому поводу, она сворачивает вправо.

Минут через десять я говорю ему заехать на парковку торгового центра. Когда я проверял его утром, торговый центр выглядел давно заброшенным, а большая часть окон была разбита, так что можно смело предположить, что охраны тут не будет. В любом случае мы туда ненадолго.

Я тычу в Терренса дулом, напоминая о пистолете, а затем выхожу из машины. Отхожу подальше от водительской двери, чтобы он не мог распахнуть ее и ударить меня ей, и приказываю ему выйти.

Он выходит без пререканий.

— Ты меня убьешь? — спрашивает он.

Я качаю головой.

— Поедешь в багажнике. Отопри его и залезай. Быстро.

Чем дольше он ведет автомобиль на мушке, тем больше риск того, что что-то пойдет не так, но ему это объяснять не нужно.

Надо отдать ему должное, он тут же идет к задней части автомобиля, отпирает багажник и поднимает крышку. Возможно, он отчаянно надеется, что это все на самом деле из-за денег и если он будет слушаться, то останется в живых.

Он не особо прыткий, поэтому ему сложно забраться в багажник, но он все же это делает, избежав неловкой ситуации, и я захлопываю крышку.

Затем я понимаю, что долбаные ключи все еще у Терренса.

Я стараюсь не паниковать. Я не помню, чтобы кто-то из нас запирал двери, так что смогу потянуть рычажок изнутри и снова открыть багажник. Ошибка была тупая, совершенно безалаберная, но, по крайней мере, я не облажался настолько, чтобы меня убили.

Естественно, водительская дверь не заперта. Ну слава богу! Я открываю багажник, тычу пистолетом в съежившегося Терренса и приказываю ему бросить мне ключи.

Он так и поступает.

Я снова захлопываю багажник.

Не могу поверить, что произошло нечто подобное. Но теперь я сосредоточен на все сто процентов, и такого больше не повторится.

Сажусь в машину, завожу двигатель и уезжаю.

* * *

До места добираться около получаса. Во время поездки уровень моего беспокойства высокий, но терпимый. Девушка Терренса, наверное, спит. А может, и нет. Может, сидит, волнуется. Может, она позвонила одному из его дружков, который сказал ей, во сколько они вышли из бара. Может, дружок ничего не сказал, прикрывая Терренса на случай, если тот был с любовницей, а теперь волнуется за своего собутыльника. Может.

Но как бы там на самом деле ни было, копы не займутся активными поисками сорокачетырехлетнего мужчины, который не пришел домой после ночной попойки. Возможно, его подружка или дружки сообщили, что он сел за руль в пьяном виде, но это маловероятно.

Я не переживаю.

Мы приезжаем на склад. Я останавливаюсь возле металлических подъемных ворот и переключаю коробку на «парковку». Сомневаюсь, что Терренс будет настолько глуп, чтобы колотить по крышке багажника и поднимать шум, но если и сделает так, то толку от этого никакого — слышать тут некому.

Я выхожу из машины и отпираю подъемные ворота. Складское помещение огромное — уместятся четыре автомобиля, — поэтому я поднимаю ворота, забираюсь в машину и заезжаю внутрь.

Я глушу двигатель. Мы же не хотим отравиться угарным газом, да? Вылезаю из машины и закрываю дверь, погружая нас в полнейшую темноту.

Раньше я любил темноту.

В складском помещении почти ничего нет, поэтому не приходится беспокоиться, что я обо что-нибудь споткнусь, пока иду в дальний угол и включаю лампу. Свет — не больше, чем слабое свечение, жуткое и уместное.

Я отпираю багажник и поднимаю крышку.

— Вылезай, — говорю.

Он выкарабкивается из багажника. Затем плашмя лицом вниз падает на пол. Я бы посмеялся над ним, но, конечно, после столь долгого пребывания в таком тесном пространстве ноги бы у любого затекли, и он в этом не виноват. Хотя я ему и не помогаю. Жду, когда к его ногам вернется чувствительность, затем заставляю сесть на деревянный стул.

Пока я его привязываю, он не произносит и слова. Приковать его к чему-нибудь наручниками было бы быстрее и легче, но мне нравится старое доброе ощущение от связывания пленного. С каждым узлом ощущаю прилив удовлетворения.

Я поймал его. Наконец-то я поймал его.

— Знаешь, кто я такой? — спрашиваю я.

Он трясет головой.

— Никаких идей?

— Нет, сэр.

Теперь он вежливый. Милый.

— Не верю.

— Клянусь, никаких идей. Вы взяли не того.