Уловив в ее голосе презрительные нотки, он вздрогнул и попытался возразить:

– А что я должен был делать?

– То, что тебе говорят. – Повернувшись к женщине, прислуживающей ей, она сказала: – Оставь нас.

Атульф подождал, пока дверь за той закроется, и тогда порывисто шагнул к огню.

– Что мне говорят, да, бабушка? Но мне никогда не велели сделать что-то важное, что-то стоящее. И я всегда в точности выполнял то, что мне говорили, – я ухаживал за Бурей, я…

– Ты уже не ребенок. – Абархильд махнула ему рукой, чтобы он подошел ближе, и Атульф присел на корточки в нескольких футах от нее, делая вид, что не заметил, как она брезгливо морщит нос, когда от его одежды, нагревшейся от пламени очага, пошел пар.

Она посмотрела на него в упор, и внезапно Атульфу показалось, что она видит его насквозь и что ничто не укроется от ее тяжелого взгляда, приводившего его в замешательство. Она продолжала разглядывать его, и он физически чувствовал, как взгляд ее останавливается на каждой черточке его лица. Щеки его снова начали пылать, и он, встав, повернулся к бабушке боком.

Он слышал, как она вздохнула.

– Как же ты похож на своего отца!

– И что из этого следует?

– Не будь дураком, – раздраженно бросила она. – Это для тебя определенно не новость. Но тут уж ничего не поделаешь. – Она опять махнула ему рукой, и он снова присел, на этот раз с опаской, балансируя на пятках, готовый в любой момент вскочить и убежать. – Вопрос теперь в том, что нам с тобой делать. Мы тут переговорили с Фредегаром…

– С этим чужаком?!

Абархильд неодобрительно взглянула на него и сказала:

– Он чужак не в большей степени, чем я сама.

– Это не одно и то же! Что дает ему право…

– Ох, помолчи, мальчик. – Она отмахнулась от его возмущенных слов, как от назойливого насекомого. – Фредегар считает, что ты не подходишь Святой Церкви.

Атульф молча уставился на нее.

Но бабушка не обратила внимания на его вид.

– Однако он ошибается. Это все по молодости. Хромает дисциплина, ты недостаточно образован. Но, – она выдержала паузу и внимательно посмотрела на него, – ты молод. И мы можем все это исправить.

Атульф смотрел на нее с широко открытыми глазами и отвисшей челюстью, пока она не стукнула его палкой по ноге.

– Закрой рот, мальчик. Ты сейчас похож на только что выловленного осетра.

И в чем-то она была права. Атульф и сам чувствовал себя так, будто неосторожно заплыл в западню из ивовых прутьев и теперь не может найти выход.

– Нет. – Он уже стоял на ногах, не заметив, как это произошло.

– Нет?

Он не услышал грозного предостережения в ее голосе.

– Я буду воином. Мне нужен меч. Я собираюсь присоединиться к боевой дружине короля.

Абархильд покачала головой:

– Не самый разумный выбор, мой мальчик. И далеко не самый безопасный. – Она постучала посохом по полу. – Присядь-ка снова. – Она ждала. – Я сказала: садись.

Он чувствовал, как воля его начинает слабеть, и тут дверь позади него резко открылась и, заслонив собой дневной свет в проеме, вошел Ингельд. Пламя очага отражалось в каплях дождя на его волосах. Атульф растерянно повернулся к отцу – рука протянута вперед, рот приоткрыт, в глазах мольба. Ингельд сам никогда не хотел быть священником. Он поймет его.

Но Абархильд еще не закончила, и Ингельд жестом велел сыну помолчать.

– Тот случай с Куддой. – Она поджала губы, подбирая слова. – Это ужасно. Это ведь твоя вина?

Он быстро закрыл рот, сдерживая возмущенный возглас.

Но она была непреклонна:

– Разве сам он мог напиться? Да еще до такой степени? Ты был в кладовой.

Он виновато ковырял ногою половицу.

– Да, бабушка.

– Воины попировали в зале, так? Весь ваш маленький отряд?

Он пожал плечами; глаза его забегали по комнате, цепляясь за что угодно, лишь бы не смотреть ей в лицо.

– На что ты надеешься? На то, что Радмер сделает тебя своим наследником?

Ингельд пренебрежительно фыркнул.

– Ну да, конечно, – проворчала Абархильд. – Но этого ни за что не произойдет, мой мальчик. Он много раз говорил это. Мы хотим тебе только добра.

– Но я хочу… – Он запнулся: подступивший к горлу комок мешал говорить.

– Продолжай!

Он сделал шаг назад, чтобы она не достала его своей палкой.

– Я хочу посвятить свой меч королю.

– Твой меч? – На этот раз заговорил его отец. – А где ты взял этот самый меч?

– Я не взял… У меня его нет. – Атульфу показалось, что он уловил в интонациях отца насмешку, это удручало его и приводило в отчаяние. – Пока что нет.

– Глупый мальчишка, ты не имеешь права на меч!

Атульф видел, что бабушка уже теряет терпение, но злость делала его беспечным.

– Оно у меня появится, если я убью человека с мечом и возьму его оружие себе.

– Довольно нести чушь! – Абархильд поднялась на ноги. – Мы уже все решили. Ингельд, ты напишешь Вульфхеру, чтобы он подыскал в монастыре место для нашего мальчика. Еще не поздно даже научиться читать. Я знавала облатов[40] и постарше, и поглупее.

Ингельд пожал плечами:

– Хорошо, мама.

Атульф повернулся к отцу; губы его скривились, он отчаянно старался не заплакать.

– Ты же сам никогда не хотел быть священником!

Ингельд внимательно посмотрел на сына.

– Откуда тебе знать, чего я хотел в твоем возрасте? Да и разве может выбирать мальчишка?

– А я выбрал! И я молодец! Так сказал Танкрад.

После его слов повисла тишина. Ингельд недоуменно уставился на него.

– Это сын Тилмона? – резко спросила бабушка.

Он кивнул и гордо вскинул подбородок. После той охоты на китов они с Танкрадом договорились встретиться и уже дважды виделись: один раз, чтобы вместе сходить на болота с сетью для пернатой дичи, а второй – чтобы потренироваться в фехтовании на деревянных мечах. Только Танкрад и он – без этих его парней, Аддана и Дене. Хоть они и доводились Танкраду кузенами, он их практически не знал, так как семь лет жил в изгнании, за морем.

У Танкрада уже был свой собственный настоящий меч.

И Танкрад оценил его умения в фехтовании на палках, его ловкость, его стойкость.

– Ты знал об этом? – Абархильд взглянула на Ингельда.