Грегер сидел за завтраком, когда она прошла мимо, чтобы взять себе яблоко и налить кофе.

— Все хорошо? — спросил он.

— Вполне.

Ей почему-то не удавалось посмотреть ему в глаза. Все то, что вчера казалось таким естественным и правильным, сейчас стало… то есть… хм, как бы это лучше выразить? Неловко и неуместно. Она испытывала замешательство и дискомфорт. Впрочем, она сама решает, какое этому дать определение — пусть это будет приятное времяпрепровождение. Это не должно создавать проблем в будущем, если они оба согласны с такой формулировкой.

Пока они ехали в участок, Грегер сам завел разговор.

— То, что произошло, — проговорил он, не сводя глаз с дороги. — В смысле, ночью. Это…

— Что вышло, то и вышло, — перебила Чарли, не дав ему закончить.

Она почувствовала, что проблемы возникнут в любом случае, как бы он ни продолжил фразу. Если бы он намекнул, что хочет изучить то новое чувство, возникшее между ними, у нее начнется паника, а если он скажет противоположное, она обидится. А сейчас у них есть дела поважнее, чем анализировать, что между ними произошло и почему. Что было, то было.

Чарли оглядела белую доску, облепленную фамилиями и фотографиями. Казалось, следствие разрастается в ширину, но не в глубину.

Бюле вычеркнули из списка потенциальных злоумышленников. Стина еще раз связалась с Антонссоном — на телефонный номер для звонков общественности не поступало никаких интересных сигналов. Большинство звонивших говорили, что Густав Пальмгрен — противный тип. Становилось все очевиднее, что его недолюбливают. Кто-то сообщил, что Фрида — не такая уж заботливая мать, поскольку девочка как-то кричала у нее в коляске в кафе. Появился и медиум, наговоривший про темную воду и открытые поля.

— Стало быть, ничего? — переспросила Чарли.

— Мне кажется, это кое-что говорит о Фриде — что она оставила ребенка орать в коляске, а не взяла на руки, — вставил Рой. — Это ведь, кажется, противоречит материнским инстинктам?

Он повернулся к Стине в ожидании похвалы за свой тонкий анализ, но Стина только покачала головой и ответила, что большинство родителей хоть раз оставляли ребенка кричать, прежде чем взять его на руки, и что это так по-человечески.

Первым приоритетом стало разыскать в Дании друга Амины Касима Фардосу — как для того, чтобы подтвердить ее алиби, так и для того, чтобы убедиться, что Беатрис не у него. Они решили также проверить, есть ли доля истины в словах Мадлен Сведин по поводу психического нездоровья Фриды. Проблема заключалась лишь в том, что Фрида все больше замыкалась в себе, а из ее ближайшего окружения — Густава и супругов Юландер — тоже мало что удавалось выудить.

— Надо надавить на Амину, — заявила Чарли. — А что? Она убирает у них в доме, не раз оставалась с Беатрис и проводит там много часов в неделю. Она должна еще что-то знать.

— День выдался погожий, — сказал Грегер, пока они ехали в сторону Крунупаркена.

— Да, точно, — откликнулась Чарли.

До этого момента она не обращала внимания на погоду, но сейчас выглянула наружу из окна машины и, увидев, как солнце освещает нежно-зеленые листочки берез, не могла не согласиться. Она подумала о Беатрис. Доведется ли ей увидеть первую весну в своей жизни? Доведется ли окунуть ножки в воду, поиграть в песке, сделать свои первые шаги по траве?

— Как думаешь, нам удастся заставить Амину заговорить? — спросил Грегер.

— Даже не знаю. Она проявляет к своим работодателям такую лояльность.

— Ты говоришь так, будто отчаялась.

— Не без этого, — ответила Чарли.

Но она испытывала не только отчаяние. Вера в победу добра, сопровождавшая ее еще вчера утром, сменилась бессилием, разочарованием и нарастающими опасениями, что дело вообще не удастся раскрыть. Чарли знала, что это самый худший исход для родителей — так и прожить в неизвестности, когда остается какое-то подобие надежды. И еще одна мысль, постоянно жужжавшая где-то на периферии сознания: может быть, они уже знают ответ.

Она показала Грегеру, куда свернуть и где припарковать машину. Амина распахнула дверь еще до того, как они успели позвонить.

— Заходите, — пригласила она их.

Они зашли в кухню и уселись. На этот раз Амина не предложила чаю. Джамал вошел и поздоровался, но потом оставил их.

— Нам нужно еще раз поговорить с тобой о Густаве и Фриде.

— Вот как?

— Очень важно, чтобы ты отвечала правдиво, понимаешь?

— Да.

— Как Фрида чувствовала себя в последнее время? — спросила Чарли. — Я имею в виду — до того, как пропала Беатрис. Не заметила ли ты каких-нибудь изменений, ссор между ней и Густавом — чего угодно.

Амина покачала головой и сказала, что уже отвечала на этот вопрос.

— Амина, — проговорила Чарли. — Мы пытаемся найти ребенка, мы хотим найти Беатрис. Ты действительно хорошо подумала?

Амина отвела глаза, потом опустила их, глядя на свои израненные руки. Чарли отметила, что они выглядят хуже, чем при их последней встрече. Должно быть, она исцарапала их за это время.

— Фрида плохо себя чувствовала, — проговорила Амина. — Но я не думаю…

— В чем это выражалось? — уточнил Грегер. — По каким признакам ты заметила, что она плохо себя чувствует?

— Не знаю.

У Амины зазвонил телефон. Достав его, она вопросительно посмотрела на Чарли. Та кивнула.

Амина ответила и принялась быстро-быстро что-то говорить на своем языке. Казалось, она возмущена — или же это такая интонация.

Чарли не могла удержаться, чтобы не посмотреть на фотографию погибших дочерей Амины. Трудно было поверить, что никого из них теперь нет в живых.

Амина закончила разговор.

— Так по каким признакам ты заметила, что она плохо себя чувствует?

— Она много плакала, и потом… она принимает лекарство, чтобы заснуть, а иногда она принимает его даже днем… наверное, так.

— Откуда ты знаешь, что она принимает лекарство? — спросила Чарли.

— Я убираю, — ответила Амина. — При этом много узнаешь о людях, а Фрида все это время находилась дома, так что… да, я же все это видела — что она принимает таблетки и что она после них становится вялая. Тогда она засыпает и не слышит, когда Беатрис кричит. Она не хотела, чтобы…

Она замолчала, не договорив.

— Я чувствую себя ужасно, что рассказала вам все это.

— Хорошо, что ты нам рассказала, — откликнулась Чарли.

— Она много плакала, — продолжала Амина. — Думаю, это потому, что ей не удается поспать. Беатрис очень плохо спит по ночам. А однажды… — продолжила Амина, не сводя глаз с фотографии своих дочерей, — она начала ее трясти… Фрида трясла ее слишком сильно. Мне кажется, она сама этого не хотела, но… по крайней мере, я такое видела.