— Думаешь, Фрида не рассказала бы нам об этом давным-давно? В смысле — что такое супружеская измена по сравнению с пропавшим ребенком, и что она на этом теряет? Ведь если Густав стерилен, то и он в курсе, да и зачем подделывать документы? Что-то тут… лишнее.

— Правда, — кивнула Чарли. Прислонившись головой к стеклу машины, она подумала обо всех ниточках, которые они держат в руках, о сомнительных алиби, запятнанном прошлом и тайнах, где сплетены мертвые дети, любовницы и выкидыши.

— Стало быть, Беатрис появилась на свет путем донорства спермы, — сказала Стина, когда все снова собрались, подводя итоги дня. — Почему они ничего нам не рассказали?

— Возможно, подумали, что это не имеет отношения к делу, — пожала плечами Чарли.

— И все же они не должны были это скрывать, — сказал Рой.

— Я не говорю, что это правильно, я просто пытаюсь предположить, почему они не сказали. Анонимный донор спермы из России, не подозревающий о существовании Беатрис. Слегка притянуто за уши.

— И все же странно ничего нам не сказать, — настаивал Рой.

Стина сообщила, что полицейские продолжают отслеживать поступающие звонки, но Антонссон просил передать — не следует возлагать на это большие надежды. Пока ничего особо интересного не поступало.

— Есть ли ответ по поводу ДНК? — спросила Чарли. — В коляске обнаружены какие-нибудь следы?

— Национальный криминалистический центр пока не ответил, — сказал Рой.

— Рой, пойди и позвони им прямо сейчас, — велела Стина. — Объясни им, что дело срочное.

— Думаешь, они сами не понимают? — спросил Рой.

— Наверняка понимают, но еще раз надавить на них не помешает.

Рой кивнул, взял телефон и вышел из зала.

— Что будем делать с Мадлен Сведин? — спросила Чарли. — Я хотела сказать: колыбель и выкидыш — это все, что у нас против нее есть.

— Ее отверг Густав Пальмгрен, и у нее нет алиби, — добавил Грегер.

— И все же это бездоказательно, — оценила Стина. — Кстати, я позвонила по тому номеру, который ты мне дала. Этому самому Касиму. Мне он тоже не ответил.

— По словам Амины, он поехал к родственникам в Данию. И еще он в очень плохом психическом состоянии, — пояснила Чарли.

— Знаю, я беседовала с одним из учителей в школе, где он сейчас учится.

— А что, если они сделали это вместе? — спросил Грегер. — В смысле — а вдруг ребенок у Касима и… или…

Он посмотрел на Чарли, потом на Стину.

Чарли кивнула.

— Свяжемся с датской полицией, пусть они его разыщут.

— А Бюле? — спросил Грегер. — Мы получили отчет от экспертов?

— Они скоро прибудут сюда сами, — ответила Стина.

Десять минут спустя у белой доски в зале заседаний стояли Кристоффер и Филип. Они получили заключение судмедэксперта, что с большой долей вероятности речь идет о самоубийстве. Нет, он не мог назвать точную дату, когда это произошло, но, по его оценке, прошло не менее пяти дней. Вместе с данными о том, когда перестали пользоваться мобильным телефоном, все указывало на то, что в момент исчезновения Беатрис Бюле был мертв.

— А что было на бумажке в кармане брюк? — спросила Чарли.

— Да-да, мы как раз собирались об этом сказать. Это письмо. Оно у нас в компьютере, так что можете взглянуть сами, — сказал Кристоффер и включил проектор.

Письмо было на страницу и местами промокло, но буквы все же можно было различить.

«Гурра и Давид!» — начиналось оно.

Далее следовало довольно бессвязное рассуждение о том, как они оба воспользовались его знаниями, а потом путем шантажа вынудили его уйти из предприятия, так что пусть воспринимают это письмо как средний палец с другой стороны.

Он их никогда не простит.

Она все время плачет. Иногда ненадолго засыпает, но потом снова просыпается. Машет ручками и ножками, и все начинается сначала. Я качаю, утешаю, кормлю, пою. Пою про рыбок, которые уснули в пруду, про котика-кота и про серенького волчка, который укусит за бочок.

А она все воет и воет, как этот самый волчок.

Она в тепле, сытая и сухая, и все же никак не может успокоиться.

К нам, волчок, не ходи — я не отдам тебе своего ребеночка.

Но ничего не получится. Я не могу защитить ее — ни от них, ни от себя. И я начинаю понимать то, что мне, пожалуй, было ясно с самого начала — эта история добром не кончится.

В отель они вернулись уже в двенадцатом часу. Ранее в тот вечер у Чарли состоялся долгий телефонный разговор с Чалле, которому она рассказывала о ходе следствия. Обычно его соображения и вопросы помогали ей рассортировать полученные сведения, но на этот раз она почувствовала себя еще более растерянной, когда положила трубку.

— Выпьем по бокалу на сон грядущий? — спросил Грегер, когда они вошли в фойе отеля.

Чарли кивнула. Они пошли в бар, но там оказалось закрыто.

— Поднимемся ко мне в номер? — предложил Грегер. — Достанем что-нибудь из мини-бара.

Чарли взвешивала — чего она хочет против того, что она должна.

— Я только сделаю один звонок, — сказала она. — Сейчас приду.

— Давай, — кивнул Грегер.

Он сказал ей, в каком он номере, и вошел в лифт.

«А я сейчас поднимусь к себе и все», — подумала Чарли, идя к лестнице. Но, когда она добралась до своего этажа, ноги сами понесли ее дальше.

Грегер открыл бутылочку красного вина с завинчивающейся крышкой, которую достал из мини-бара, налил по половинке в два бокала и протянул один из них Чарли.

Чарли не знала, куда сесть. На кровать — как-то слишком интимно, а диван казался таким маленьким. Грегер решил проблему, сев на ковровое покрытие и прислонившись спиной к стене. Тогда Чарли сделала то же самое.

— Тьфу черт, — сказал Грегер, — просто голова кругом идет.

— Согласна, — кивнула Чарли.

— Скажи, что мы раскроем это дело.

— Мы раскроем это дело, — сказала Чарли.

— У тебя получается как-то не очень убедительно.

— А как иначе?

— Поведай о ходе своих мыслей.

— Мои мысли никуда не идут. Они то несутся вскачь, то прыгают туда-сюда.

— У меня то же самое.

— Давай еще раз пройдем все с самого начала, — предложила Чарли. — Начинай.

Сделав большой глоток вина, она закрыла глаза, когда Грегер заговорил. Он начал со своих размышлений по поводу Густава, но она прервала его и попросила вернуться к Беатрис.