успеваю отступить назад, Десмонд хватает меня за руку и тащит в направлении выхода.

Мы пробираемся сквозь танцующую толпу, и я не в состоянии перекричать гул голосов и музыку, чтобы что-либо ему высказать. До выхода остается буквально несколько шагов, и Десмонд внезапно сворачивает за угол и ведет меня по коридору.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я писклявым голосом, пытаясь освободить руку.

Десмонд достаточно сильно держит мое запястье. И мне ничего не остается, как идти следом за ним, успевая перебирать высокими каблуками.

— Ты хотела сделать ставку, — не поворачиваясь ко мне, отвечает Десмонд.

Останавливаясь напротив двери, он толкает ее плечом и переступает порог. Мы оказываемся внутри небольшого помещения, которое разделено прозрачной стеной от пола до потолка. Сквозь нее отчетливо виден оконный проем с прилегающим выступом, как в банковских терминалах. За бронированным защитным стеклом сидит женщина.

— Проходите, — говорит она, и ее голос, доносившийся из встроенного в стену динамика, звучит с металлическим скрежетом.

Десмонд отпускает мою руку и, кивнув головой, отходит от меня в другой конец комнаты. Он демонстративно теряет ко мне интерес и поднимает взгляд на плазму, транслирующую запись с гоночного трека в режиме реального времени.

Неуверенными шагами я приближаюсь к кассе, и звук моих каблуков отдается эхом в пустом пространстве. Я защелкиваю за собой дверь из тяжелого бронированного стекла и открываю молнию на сумочке.

— Какая сумма и на какого участника? — спрашивает «кассир».

В моем кошельке лежат деньги, которые остались у меня после последнего дня подработки в Портсмуте. Триста долларов. Для меня это значительная цифра. Разве я та, которая в состоянии спустить такую сумму за один вечер?

Обернувшись, я смотрю на Десмонда. Он не спускает с меня взгляда и выглядит настолько устрашающе и настолько грациозно, что невольно я робею перед ним.

На нем гоночная куртка, под которой видна черная футболка, и темные джинсы. Его плечи уверено поставлены, смоляные волосы находятся в идеальном беспорядке, а от его внимательных глаз моя кожа вспыхивает. Могу поклясться, что один его облик излучает решимость и заряжает победой.

Я никогда не замечала в себе тягу к азарту, но сейчас готова поставить на Десмонда все до последней купюры. Абсолютно все. Включая себя. С моих губ срывается глубокий вздох. Господи, мои мысли граничат с безумием.

— Триста долларов, — я понижаю голос, хотя уверена, что меня не слышно из-за закрытой двери. — На Десмонда Аматорио.

* * *

Я выхожу наружу, сжимая в руке чек с номером ставки, на котором Десмонд задерживает свой взгляд. По его глазам ясно читается, что он осуждает меня, и я поспешно прячу чек в сумочку.

Десмонд не произносит ни слова и делает шаг ко мне. Я отступаю назад, пока не упираюсь лопатками в стену. Выставив руки по обе стороны, он заключает меня в ловушку.

— Ты закончила свое дурацкое шоу?

Шоу?

Я стискиваю зубы. Значит, он догадался, что я приехала сюда из-за него. Но я ни за что не признаюсь.

Если Десмонд поймет, что все это предназначалось для него, его и без того огромное эго возрастет до вселенских масштабов.

— Это не было представлением, Десмонд, — возражаю я. — Здесь полно гонщиков, на которых я могу сделать ставку и заработать.

— Если бы ты хотела заработать, ты бы поставила на меня.

Мои глаза широко распахиваются. Где заканчиваются границы его раздутой самооценки? И заканчиваются ли они вообще?

— Ты слишком уверен в себе, тебе не кажется? А теперь отвали от меня, Доминик Торетто[14]. Я не собираюсь перед тобой отчитываться, куда я трачу свои деньги.

Я толкаю его в грудь, пытаясь отодвинутся и пройти. Но Десмонд прижимает меня к стене, обхватывает мои руки и заносит их над моей головой. Он совсем охренел?

Повернувшись, я замечаю, что кассира нет на своем месте, и мы остались с Десмондом вдвоем в помещении.

— Десмонд! — я практически рычу, как перепуганный зверек. — Уйди от меня, черт бы тебя побрал!

— Я не уйду. Ты должна была поставить на меня.

Он говорит с такой смесью отчаяния и убеждения, что мое горло сжимается, а сердце забывает свой привычный ритм.

— Сколько ты поставила на Джеймса?

Нисколько. Я поставила все на тебя.

— Какая тебе разница? — мне кажется, что мой голос срывается. — Ты до всех докапываешься и узнаешь, сколько и на кого они поставили?

— Мне плевать на всех. Мне важно, сколько поставила ты.

Я не могу понять, что Десмонда волнует в первую очередь? Что я задела его самооценку, соврав, что уверена в его сопернике? Или то, что происходит между нами двумя?

— Триста долларов, — говорю я, и мне хочется убежать. Я боюсь, что не выдержу и признаюсь, что поставила на него.

Закусив губу, я стараюсь отстраниться от Десмонда. От его дурацкой твердой теплой груди, к которой одновременно желаю прижаться. Так и знала, стóит этому говнюку нарушить границы, и мой самоконтроль разрушится к чертовой матери!

Вспышка гнева пронзает меня.

— Я сделала ставку и ответила на твой вопрос. Теперь отпусти меня, — требую я, и, к моему удивлению, Десмонд освобождает мою руку.

Но в следующее мгновение он обхватывает меня за подбородок, приподнимая голову и принуждая смотреть на него. Мне следует злиться за его дурацкую демонстрацию силы и власти. Но по необъяснимым причинам это действие будит мое внутренне желание.

Я не свожу глаз с Десмонда, ощущая чудовищную потребность в его поцелуе… Господи, мне нужно собраться и не думать об этом!

— Дес…

Я не договариваю, потому что он склоняет голову и яростно поглощает мой рот, кусая нижнюю губу. Я подавляю короткую вспышку боли, вылившуюся во внезапно возникшее возбуждение.

Что со мной не так? Почему я испытываю желание вместо того, чтобы нестись отсюда со всех ног?

— Ты думала, что явишься с Джеймсом, и ничего за это не будет? — грубо произносит он сквозь поцелуй, впиваясь пальцами в мою талию. — Я с трудом сдерживался, чтобы не отделать ублюдка на месте. Но лучше я сделаю его на заезде. Я сравняю его с землей, Кристиана.

— Десмонд, — я задыхаюсь от гнева и еще одного ощущения. — Я могу приходить, с кем хочу…

— Ты пришла ко мне и не вздумай отрицать это, — рычит он, прежде чем вновь обрушиться на мои губы.

Его язык проникает внутрь, и я сдаюсь. Я позволяю себе снова пойти на поводу своего тела и положить ладони на его плечи, скользить пальцами по шее и запустить их в волосы.

— Скажи это. Скажи, что пришла ко мне, — требует Десмонд.

Ему и