– Гург, братан, скажи ему! Чё он творит?!

Гург воровской развинченной походочкой подгребает к Зухуру.

– Зухур, что за канкаты? Хорошего человека на карачки ставят. Рожу ему чистят…

– Твоя ли забота?

– Моя не моя, а люди в непонятках, беспокоятся.

– Пусть не беспокоятся. Лучше пусть готовятся по нему джанозу читать.

Гург скалит стальные клыки:

– Каюм узнает, ему не понравится…

– С Каюмом сам разберусь.

– Ребятам тоже не понравится.

– А с ними ты разберись. Понял?!

Сильно Зухура заклинило, факт. Аж на самого Гурга голос повысил… И что ещё за Каюм? Впервые о нем слышу.

Гург в ответ, задушевным, хриплым шёпотом:

– Я понял, а ты-то въезжаешь? Кто тебя защищать будет? Думаешь, Даврон? Это мы защищаем. Сам знаешь, в горах опасно…

– Угрожаешь?

Гург не отвечает. Отваливает. Зухур с беспокойством смотрит вслед. Говорю:

– Зухур, я прикажу: он и расстреляет.

– Я сам!

Сам так сам, пускай тешится. Советую:

– Скажи Гафуру, чтоб снял с Рембо бронежилет.

– Зачем? Голова есть…

– На твоём месте, я бы целил наверняка. В грудь.

– Попаду куда надо.

Комедия! Неуклюже тащит пистолет из кобуры. Стрелял он не часто – это факт. Если вообще когда-нибудь стрелял.

– Зухур, зайди к нему со стороны. Слева или справа…

– Зачем?

– Если отсюда, то на линии выстрела – люди. Мало ли чего…

– Неважно. Я попаду.

Опять упёрся. Иду на хитрость:

– Кто б сомневался! Попадёшь. Но в этой позиции тебя Рембо заслонит. А станешь сбоку – целая панорама. Как в кино. На широком экране.

Хлопает меня по спине.

– Молодец! Хорошо предложил. Слушай, а если пуля в жилет угодит – пробьёт?

– Покажи пистолет.

Протягивает какой-то изукрашенный дамский пистолетик. Пожимаю плечами:

– Смотря с какой дистанции стрелять. А тебе-то что?

– Интересно.

– По ГОСТу броник должен останавливать пулю из «макарова» с пяти метров. Знал я двух орлов, которые затеяли дуэль в жилетах. Не знаю, из лихости или на спор – проверить, пробьёт или не пробьёт. Стрелялись метров с двадцати. Один попал. Пуля бронепластину не пробила.

– Двадцать метров… Далеко.

– У того орла, что принял пулю, были сломаны четыре ребра. И лёгкие ему размозжило. Умер на третьи сутки… Но то был пэ-эм. Насчёт твоей пукалки ничего сказать не могу. Пуля лёгкая, скорость маленькая… Вернее всего, броник не пробьёт и ребра не сломает.

– Пукалка! Слова выбирай.

– Ладно: твоё благородное оружие. А ты что, хочешь в броник выстрелить?

– Нет! Зачем?!

– В любом случае, бей с близкой дистанции. Метров с двух. Ещё лучше – в упор.

– Сам знаю.

Я, безразлично, в пустоту:

– Некоторые ещё оружие с предохранителя снимают…

– Где?! Покажи, как.

Показываю. Он поглаживает змея, шепчет: «бисмилло».

– Гафур, опусти его.

Телохранитель с силой давит Рембо на плечи. Рембо бухается на колени. Вскрикивает от боли. Разбил коленные чашечки, факт. Не беда, ему теперь не в футбол играть.

Зухур подходит, встаёт рядом с Рембо, лицом к толпе.

– Люди Талхака! Не для того я приехал, чтобы вас притеснять. Не за тем, чтобы нарушать обычаи. Я ваш земляк. Всех вас знаю. А вы все меня знаете…

Из толпы кричат:

– Знаем! Гиёза зачем убил?!

– Пастбище почему отнял? Все овцы погибли.

Смелые ребята, эти горцы. Или ещё не осознали, что к чему?

– Этих двух несчастных почему застрелили?!

Зухур:

– Да, товарищи, произошёл такой инцидент. Решим этот вопрос…

Кладёт на макушку Рембо руку. Левую. В правой – пистолет.

– Вот этот человек… Его обвиняют, говорят: он убил ваших односельчан. Он говорит, что защищался. Говорит, что ваши люди на него напали. Правда или не правда, пусть Бог судит. Если этот человек виновен в смерти тех несчастных, он погибнет. Если не виновен, пуля не причинит ему вреда…

Поня-я-я-ятно. Решил всех ублажить – и блатных, и местных. Потому и расспрашивал про бронежилет. Напугали-таки его духи. Ладно, пусть целит куда хочет. Без разницы. В любом случае выйдет по-моему. Если Зухур схитрит, то Гург дострелит.

Зухур отходит на пять метров вправо. Гафур разворачивает Рембо к нему грудью. Отходит в сторону. Зухур топчется: шаг назад, вперёд. Сначала не врубаюсь, к чему эти танцы с бубном. Затем соображаю: он сам ещё не знает, как поступит. И крови хочется, и боязно. Да и вообще страшно: Рембо смотрит в упор. Трудно убить человека, глядя ему в глаза.

В детстве я видел в газете снимок: во Вьетнаме какой-то узкоплёночный генерал расстреливает вьетконговца. Генерал, лысый, сухой, тощий, – руку наотлёт и прислонил ствол к самому виску партизана. Зухуру такое не под силу. Злости и бесчувственности у него хватает, но самолично убивать ещё не приладился.

Зухур наконец решается. Становится в стойку. Вытягивает руку с пистолетом. Застывает. Позирует. Растягивает удовольствие. Змей изгибается, кладёт голову ему на предплечье. Плакат…

Зухур высвобождает руку. Вытягивает вновь. Целится. Судя по углу, в грудь. Значит, пошёл у духов на поводу. Струсил.

Выстрел.

Отдача подбрасывает ствол вверх. У Рембо выносит затылок. Порядок! Гург может отдыхать. До поры… Фиксирую время. Семнадцать пятнадцать.

Басмачи гомонят. Наблюдаю. Нет, не посмеют. Однако подзываю своего бойца:

– Комсомол, сюда! Что там у вас?

– Блатные обижаются…

– Знаешь, что делать в случае чего?

– Знаю.

– Вас семеро. Ты – за главного. Если что – не раздумывай. Командуй. Бейте на поражение.

Ко мне подходит Зухур. Тычет стволом в кобуру, не попадает, руки трясутся. Реакция. Адреналин.

– Ты видел?!

Глаза светятся, как у кота.

– Нет, скажи, ты видел?! Как я…

Чего ждёт? Поздравлений?

– Для первого раза неплохо, – говорю. – Промазал всего сантиметров на тридцать.

– Почему обижаешь? Вон, смотри – лежит. Мёртвый…

– Ты целил в грудь. В следующий раз держи рукоятку крепче. И пистолет пристреляй.