Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хордило не сбавлял шага. Эти клятые големы действовали ему на нервы. По крайней мере, Акль был прав в одном, Худ его забери: небрежный кивок и брошенное на ходу невнятное приветствие никто в здравом уме не назвал бы проявлением дружбы. Но это были создания повелителя Клыкозуба, которые своей тяжелой поступью утверждали его власть над Спендруглем и всеми, кто называл это селение своим домом, так что если любой вежливый жест со стороны Хордило, пусть даже самый скромный, мог вызвать у этих чудовищ хотя бы намек на симпатию – то почему бы и не попытаться? К тому же, когда у него возникали проблемы с кем-то из чужаков, всегда появлялся один из големов и быстро решал вопрос на месте, что не раз спасало шкуру Стинка.
Так что в каком-то смысле он был перед ними в долгу. И даже если ходячая груда железа не испытывала ни к кому никаких чувств, сам Хордило был человеком из плоти и крови, с настоящими чувствами и сердцем, которое даже могло бы разбиться, если бы, скажем, какая-нибудь ведьма-жена, которую он когда-то любил, изменяла ему, да не просто так, а с животными, и не с одним, а с самыми разными, а потом рассказывала бы бедняге об этом с блестящими глазами и этакой надрывающей душу улыбочкой, давая понять, что ей доставляет удовольствие реакция мужа на ее слова, и вообще, проклятье, Прохвост ведь был не чьим-то, а его собственным псом! Если бы нечто подобное случилось на самом деле – чего, естественно, никогда не было, – возможно, сердце его и впрямь бы разорвалось или, по крайней мере, дало течь. Ибо человек без чувств ничем не лучше, чем… в общем, чем голем.
Дойдя до конюшни, Хордило замедлил шаг, чтобы потихоньку помолиться за упокой души старика Блекера; раскаяние всегда настигало его и никуда не девалось, после того как ярость от осознания, что Блекеру было известно обо всем, что случилось с его издевательски ржущим жеребцом, со временем угасла. Та самая бывшая жена, которой у Хордило никогда не было, умела соблазнять, когда ей того хотелось, – впрочем, Прохвосту, с его постоянно вываленным языком и бездумным, хотя и понимающим взглядом, было, в общем-то, все равно, но сам Блекер со своим клятым зверинцем уж точно повидал немало и все такое прочее. Но Хордило все же прошептал молитву – он знал, что так должен был поступить любой приличный человек, – хотя и короткую, ибо Блекер не имел ни малейшего понятия о приличиях, и никто особо не возражал, когда тот повис в петле, пока глазам собравшихся не предстала картина, как Хурта скачет прочь на том самом жеребце, а за ними следом мчится Прохвост, и больше их никто никогда не видел – о да, разочарование было еще то, это уж точно. Так или иначе, Фелувил списала ему все долги в «Королевской пяте» и потом еще целую неделю наливала за счет заведения, что было весьма щедро с ее стороны. Вот такая могла быть история, будь у него жена, – стоит ли удивляться, что ее у него никогда не было?
Обогнув конюшню, Хордило остановился как вкопанный. В двадцати шагах от него неподвижно лежал на спине Страхотоп. Рядом с ним стоял на коленях рослый мужчина в черном, глубоко погрузив руки в грудь голема. С предплечий незнакомца стекали какие-то странные жидкости. В нескольких шагах позади от них лежали два распухших трупа.
– Эй! – заорал Хордило.
Незнакомец, выдиравший куски из груди Страхотопа, даже не поднял взгляда.
Поставив ведро, Стинк вытащил меч.
– Эй! – снова крикнул он, приближаясь. – Что ты сделал со Страхотопом? Как ты смеешь?! А ну-ка, отойди от него! Именем повелителя, отойди!
Незнакомец наконец поднял голову и тупо заморгал, уставившись на Хордило.
Что-то в его свиных глазках заставило Стинка замедлить шаг, а затем остановиться. Он угрожающе поднял меч, но тот дрогнул в его онемевшей руке.
– Повелитель крепости Аспид прикажет тебя за это повесить! Ты арестован!
Незнакомец вытащил руки из груди Страхотопа. С них стекало что-то черное.
– Я пытался его починить, – сказал он высоким писклявым голосом.
– Ты его сломал!
– Я не хотел.
– Объяснишь это повелителю Клыкозубу! Вставай. Пойдешь со мной.
Странный взгляд незнакомца скользнул мимо Хордило, задержавшись на далекой крепости.
– Туда?
– Туда.
– Ладно. – Он медленно поднялся на ноги и бросил взгляд на два трупа. – Но я хочу взять с собой своих друзей.
– Твоих друзей? Они же мертвые!
– Нет, не этих.
Незнакомец ткнул пальцем, и Хордило, обернувшись, увидел идущих по тропе со стороны берега людей.
«Так вот куда ходили Шпильгит вместе с Фелиттой! – подумал он. – Похоже, девица увидела на рифах корабль и тайком пробралась к управляющему, подбив того вдвоем отправиться на берег, чтобы взглянуть первыми. Боги, неужели предательству не будет конца?»
– Но эти мне тоже нужны, – добавил незнакомец. – Я их спасаю.
Хордило облизнул губы, чувствуя, как его разум окутывает туман.
– Их уже не спасти, дурак.
Незнакомец нахмурился:
– Не люблю, когда меня называют дураком. – Голос его звучал бесстрастно, но внушал необъяснимый страх.
– Мне очень жаль, но эти двое мертвы. Может, ты в шоке или что-то вроде того. Бывает. Кораблекрушение, да? Мало того что вы явились без приглашения, так еще взгляни, что ты сотворил со Страхотопом. Повелитель Клыкозуб вряд ли будет рад, но меня это не касается. Я… в общем, по закону я должен тебя арестовать, и все. Закон гласит, что вы должны отвечать за свои поступки.
– Кто – мы? Я тут только один.
– Думаешь, это смешно? Вовсе нет.
Отступив назад и стараясь не заглядывать во внутренности несчастного Страхотопа – хотя, можно сказать, они уже стали наружностями, – Хордило переключил свое внимание на новоприбывших.
– А, вот ты где, Корбал, – заговорил высокий мужчина с острой бородкой. – Что ты нашел?
– Голема, Бошелен, – ответил тот. – Он замахнулся на меня топором. Мне это не понравилось, но я вовсе не хотел его сломать.
Тот, кого назвали Бошеленом, подошел ближе, разглядывая Страхотопа.
– Явное отсутствие воображения – как думаешь, Корбал? Надлежащего вида лицо было бы куда действеннее с точки зрения внушения ужаса и прочего. Но вместо этого – чем может напугать перевернутое помойное ведро? Разве что уморить хохотом.
– Не говорите так, хозяин, – сказал третий незнакомец, набивая ржаволистом трубку, хотя зубы его стучали от холода. – Уж