всегда учили, что бред ревности является сильным предиктором насилия – это и «командные галлюцинации», когда голоса говорят вам что-то делать. Иногда они звучат безобидно – «Причешись», а иногда опасно – «Убей его».

Нас правильно учили. Я видел много случаев насилия, совершаемого ревнивыми мужьями. Ревнивые мужчины никуда не годятся, и я должен был сказать ей, чтобы она ушла от него – вот как я бы поступил сейчас.

– Бен, как все прошло с двумя пациентами, которых я тебе дала?

– Отлично, спасибо, Вики.

– Что с человеком, который превысил скорость?

– Он хотел убить Дьявола. Я отправил его в больницу. Биполярное или шизоаффективное расстройство. Он представлял угрозу и нуждался в лечении.

– А что насчет другого парня; это кража со взломом, не так ли?

– Бред ревности. Он собирался убить свою жену. И, возможно, и соседа тоже.

– О! У них был роман?

– Я не знаю. На самом деле это не имеет значения. Я тоже перевел его в больницу. Возможно, он переборщил с кокаином, но ему нужно стационарное обследование. Он тоже представлял угрозу и нуждался в лечении.

Я ЛЮБИЛ СЛУЧАИ, КОГДА ЛЮДИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НУЖДАЛИСЬ В ЛЕЧЕНИИ И ИХ МОЖНО БЫЛО ОТПРАВИТЬ В БОЛЬНИЦУ ВМЕСТО ТЮРЬМЫ. ВОТ ПОЧЕМУ Я ВЫПОЛНЯЮ ЭТУ РАБОТУ.

Так что всем повезло, что я так и не стал пилотом. Близкое попадание для пилота – это плохо.

Капитан Кейв, вы говорите, что, когда вы приземлялись в Лас-Вегасе, главный бульвар выглядел как посадочная полоса?

Психиатрия – это другое дело. Для нас событие, близкое к провалу, может быть самым хорошим исходом, на который мы можем надеяться. Я не могу сказать, что эти двое мужчин пошли бы на убийство, но оба выглядели так, будто именно это и случится.

Не было никакого недостатка в уходе. Никто их не подводил. Все решения принимались правильно. Система, от дорожных инспекторов до сотрудников тюрем, от процесса приема в тюрьме до службы судебной экспертизы в пределах досягаемости, – все это работало. И все это сработало без проблем, создав скрытый результат. Никаких фанфар. Никаких заголовков.

Убийства не произошло.

Но, к сожалению, никто этого не знает. И у меня на столе нет шоколадных конфет.

– Ясно, – сказала Вики. – Тебе здесь нравится?

– Да. Да, нравится. Эта работа больше связана с тем, как общество реагирует на преступление, чем собственно с психиатрией. Что дальше?

– Ты уже беседовал с кем-нибудь из сексуальных преступников?

– Нет, – сказал я. – Звучит интересно.

Сексуальные преступники: человек-спичка

Существует связь между тем, что я оказался весь в моче, фильмом «Большой побег» и педофилом с деменцией, обвиненным в изнасиловании.

Ну, я думаю, нужно все объяснить по порядку.

Будучи молодым врачом, я присоединился к своему консультанту во время визита домой к пожилой растерянной женщине. Он стоял и задавал ей всевозможные вопросы насчет ее памяти. Я не люблю стоять, поэтому я сел и откинулся на спинку ее викторианского кресла с богатой обивкой.

Консультант только что поставил ей диагнозы «деменция» и «инфекция мочевыводящих путей» (ИМП), что объясняло как ее замешательство, так и недержание мочи: она постоянно писалась на кресло, в которое я сел. Должно быть, ей действительно оно нравилось.

Когда я вышел, консультант посмеялся надо мной.

– Ошибка новичка, – крикнул он в окно своего нового BMW, отъезжая и оставляя меня стоять на тротуаре. – Больница в миле отсюда, в том направлении.

Далее нужно вспомнить сцену из «Большого побега». В фильме рассказывается о военнопленных, пытавшихся сбежать из немецкого лагеря во время Второй мировой войны. В решающий момент актеры Гордон Джексон и Ричард Аттенборо пытаются сесть в автобус, и подозрительный агент гестапо проверяет их документы. Документы в порядке, но, когда они садятся в автобус, агент говорит «Удачи!» по-английски, на что Гордон Джексон отвечает: «Спасибо». К несчастью для него, он сказал это тоже по-английски.

Итак, доставая дело сумасшедшего педофила из своего серого картотечного шкафа, я уже знаю, что собираюсь с ним делать. Оно попадет в «коробку для хранения».

После разговора с Вики в понедельник утром, со мной первым делом связалась адвокатская контора и попросила встретиться с шестидесятилетним мужчиной, который уже находился в Кэмпсмуре. От него пытались получить информацию, но чувствовали, что он очень сбит с толку. Проблема была в том, сказали мне, что в среду состоится судебное заседание, на котором он должен был заявить о своей вине или невиновности.

– Похоже, он даже не осознает, что ему предъявлено обвинение по шести пунктам по статье о нападении на сексуальной почве и изнасиловании, – сказали мне. – Он кажется очень ранимым, и мы хотели бы, чтобы вы прокомментировали его способность предстать перед судом и пригодность для дачи показаний.

Способность «к даче показаний» занимает центральное место в работе судов. На самом деле все не так просто – важно ответить виновны вы или невиновны, когда судья спрашивает: «Вы признаете себя виновным?» Ведь без ответа суды не знают, что делать дальше.

ВПЛОТЬ ДО 1772 ГОДА, ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК НИЧЕГО НЕ ГОВОРИЛ, КОГДА СУД ПРОСИЛ ПРИЗНАТЬ ВИНУ, ЕГО ОТВОДИЛИ В КАМЕРУ, ПРИКОВЫВАЛИ К ПОЛУ, НАДЕВАЛИ НА ГРУДЬ И ЖИВОТ ДОСКУ.

А потом наваливали на доску тяжелые камни, которые быстренько раздавливали подсудимого. И вот так человек и лежал. Было всего два возможных исхода. Либо подсудимыйумирал, либо наконец говорил, виновен он или нет.

И если он действительно заявлял о своей вине, я полагаю, что его развязывали, поили чашкой хорошего чая, а затем отводили обратно в зал суда для продолжения судебного разбирательства.

Я упоминаю об этом только потому, что в наши дни камни на животе, задавливающие человека до смерти, заменил психиатр. Теперь наша обязанность сообщать суду, годен ли человек для дачи показаний. И это важно, потому что, что бы ни случилось, если вы не в состоянии осознать свою вину, то не попадете в тюрьму.

Я поискал педофила с деменцией в компьютерной системе и увидел, что он находится в одном блоке с другими сексуальными преступниками, что заставило меня задуматься, что происходит. Если у человека есть такие когнитивные нарушения, как предполагали заявители, я ожидал, что тюремные чиновники должны были направить его ко мне для оценки.

Я позвонил им.

– Да, мы знаем Уоррена… Нет, он не часто выходит из своей камеры, но с ним все в порядке… Нет, он говорит, что ничего не может вспомнить… Док, я не хочу вас перебивать, но он точно притворяется. С ним все в порядке.

Я встретил его