– Почему вы сразу нам об этом не рассказали?

– Это дело давно похоронено и забыто.

– Убийство двух детей трех и пяти лет?

– Вика к этому никакого отношения не имела.

– А кто имел? Мокшина-Горгона? Лидия Гобзева? Они были там втроем в ту ночь двадцать пятого июля, когда утопили детей.

– Вика никого не топила!

– Откуда вы знаете, Эсфирь Яковлевна? То лето, июль… разве не в то самое время был взломан ящик письменного стола и пистолет – подарок албанского диктатора – готов был выстрелить? В кого целилась Виктория, когда вы сообща отняли у нее пистолет? И что ее подвело к этому – к угрозе убийства… ком?

– Клавдия… она была потрясена всем этим… Действительно, их там в Истре задержали и… их не просто допрашивали. Ангелину даже посадили на несколько дней, а Вике… ей следователь угрожал и… Клавдия была потрясена. Она требовала от дочери объяснений. Она хотела знать правду. Но… Вика тогда вела себя неадекватно. Она принимала наркотики. Очень серьезно и не хотела лечиться. Она угрожала, когда взломала ящик и вытащила пистолет из коробки. Она кричала, что убьет сначала…

– Кого? – голос Гущина звучал глухо.

– Мать, Клавдию. Потому что та ей не верит, задает такие ужасные вопросы. Ругается, проклинает… А потом Вика хотела убить себя.

– А вас, Эсфирь Яковлевна?

Эсфирь молчала.

– Значит, похоронено было дело? – спросил Гущин. – А как его похоронили – такое дело об убийстве двух малолетних детей? Кто помог, кто приказал похоронить?

– Я не знаю

– Неужели? Разве Клавдия Первомайская не обсуждала это с вами, не советовалась, как со своей наперсницей – кому позвонить, кого из старых связей, из влиятельных друзей подключить?

– Она такие дела проворачивала сама и не нуждалась в моих советах, полковник. И не забывайте, какая пора тогда стояла на дворе – от нее все отвернулись, она была социальным изгоем. Половина ее бывших друзей и влиятельных знакомых делали вид, что вообще ее не знают, не отвечали на телефонные звонки. А другая половина делилась в телевизионных шоу и на страницах газет мемуарами о том, как Клавдия «стучала» на всех чекистам.

– Но на кону было будущее ее дочери. Ее судьба, свобода.

– Да, да, сто раз да! И Клавдия металась тогда, она была в отчаянии. Она хотела помочь Вике любым способом. Это же мать, она любила ее без памяти – пусть и грубую, и неблагодарную, и наркоманку! Она любила ее. Она выстрадала ее себе всей жизнью.

– Так это Клавдия Первомайская приложила усилия, чтобы то истринское дело похоронили?

– Его прекратили, полковник, потому что они… они были не виноваты!

– Похоронили, – Гущин не повышал голоса. А вот Эсфирь снова почти кричала ему в лицо. – Так как было дело? Она подключила старые связи? Кого? Или заплатила? Дала взятку? Кому? Кому-то в Истре?

– Она… я точно не знаю… она ездила к авторитету.

– К кому?

– К криминальному авторитету! – выкрикнула Эсфирь зло. – Тогда на дворе стояли девяностые. Тогда дела так решались, вот так, полковник! И не делайте вид, что вы и это забыли. Тогда вор в законе мог больше сделать одним звонком, чем вся эта старая камарилья бывших с наших дач!

– Что за криминальный авторитет?

– Его звали Арнольд. Вроде как он был покровителем этой лавочки – оккультного ордена. Помогал раскрутить фирму, крышевал этот бизнес. Тогда же бандиты все крышевали, черт возьми, даже колдунов и ведьм!

– Он крышевал Мокшину-Горгону?

– Да, но… у него в любовницах состояла не она. А та, другая. Лидка-оторва.

– Лидия Гобзева? Сестра Изида?

– Да, да! Когда Вику и их всех снова вызвали на допросы, а Мокшину забрали, Клавдия перепугалась и нашла контакты этого бандита. И связалась с ним. И он… возможно, это он помог тогда.

– Он помог похоронить дело?

– Он же не желал, чтобы его связи с оккультной фирмой вспыли, тем более в такой ситуации, когда дети погибли. И он не хотел тюрьмы для Лидки-оторвы. Возможно, это он тогда помог Клавдии и им всем.

– Как Клавдия Первомайская с ним расплатилась за дочь?

– Я не знаю. Денег у нас тогда точно не хватило бы. Ее тогда почти не печатали.

– Позже она поддерживала контакты с этим авторитетом?

– Нет. Мы вообще постарались забыть… вычеркнуть это все… этот ужас из нашей жизни. Вика… она одумалась. Она бросила наркотики. И от этой чертовой Горгоны она отстала. Клавдия ей поставила такое условие – или она рвет с этой компанией, с этой ведьмой, или пусть убирается вон. И Вика… она же… куда она пошла бы? Она всю жизнь сидела на горбу у матери, пользовалась всем. Золотая молодежь… они слабые в реальной жизни, они ведь такие паразиты. – Эсфирь на секунду умолкла. – Я ее не осуждаю. Мы ее сами вырастили такой. Но… это же правда. Паразитизм, инфантильность… Те события были сильнейшей эмоциональной встряской для всех нас. И Вика… она вняла тогда голосу разума. Она прекратила общаться с Мокшиной. А потом обстоятельства изменились. Жизнь внесла свои коррективы. Вика встретила будущего отца Анаис. Я говорила вам – он был их соседом по высотке. Сначала случилась свара, скандал, а потом вспыхнул бурный роман, и она быстро забеременела от него. Началась другая жизнь у нас у всех. Родилась Анаис. И весь тот истринский кошмар ушел в прошлое. Мы все, все постарались об этом больше не вспоминать.

– Не вспоминать о двух утопленных детях?

Эсфирь молчала.

– Неужели и вы, Эсфирь Яковлевна, столь черствы сердцем, что… не вспоминали?

– Чего вы от меня добиваетесь, полковник? Я сказала вам все, что знала.

– То, что лежит на поверхности, – Гущин смотрел ей в глаза.

– Я не понимаю.

– Разве вас не вызывали тогда по этому делу?

– Меня?

– Вас. В таких делах, Эсфирь Яковлевна, допрашивают весь круг общения подозреваемых. Всех. Это общее правило работы. Разве следователь не разговаривал с Клавдией Первомайской?

– С ней беседовали, она же мать и… она ездила в Истру. Да.

– А почему вы и это мне не сказали?

– Я забыла.

– А вы ездили в Истру?

– Нет.

– Значит, сотрудник Истринского УВД встречался с вами не там?

– Со мной никто не встречался!

– Неужели? Это невероятно. Я повторяю – в таких делах о детоубийстве допрашивают весь круг. Всех. Только некоторых допрашивают официально на протокол. И протоколы потом фигурируют в деле. А с другими встречаются и беседуют приватно. И обещают, что сведения, которые были оглашены, никогда не попадут на страницы официальных протоколов и не будут оглашаться в суде.

Катя посмотрела на Гущина. Словно молния ударила…