И во все это можно было бы поверить и принять это, если бы…

Не три трупа в доме в «Светлом пути».

Если бы не странная смерть капитана Филиппа Шерстобитова, делавшего запрос о деле утопленных брата и сестры Сониных.

Полковник Гущин бесстрашно подошел к самому краю обрыва. У Кати закружилась голова.

Гущин смотрел вниз.

– Там ее нашли, лейтенант?

– Так точно.

– А кто?

– Сотрудники санатория. Позвонили нам. Мы сразу приехали. Достали тело. Туда с ума сойдешь спускаться, чуть ли не по веревке пришлось. Она лежала в воде. Там очень мелко.

– А воды в легких не было? – спросил Гущин, делая шаг к самой кромке обрыва.

– Федор Матвеевич, – Катя окликнула его.

У него было какое-то странное выражение лица в этот миг. Обрыв, провал словно притягивал и его. Катя вспомнила аварию на дороге, как тело Ивана Титова взлетело в воздух от удара о капот грузовика.

– Воды в легких не было, – участковый тоже смотрел на Гущина. – Закрытая черепно-мозговая травма и шея… Вы лучше отойдите оттуда. Там же глина, пласт может осыпаться и… Да отойдите же!

Гущин словно не слышал.

Жемчужный свет осеннего дня… дали смутны… В кустах тренькает какая-то птаха, словно дразнит…

– Как она была одета? – спросил Гущин.

– Как для прогулки. Брюки, легкая куртка, кроссовки на липучках.

– Одежда эта ее где?

– У меня хранится. Мне судмедэксперты отдали.

– Я ее потом заберу у вас, лейтенант. Вы сказали, она с палкой ходила. Палку вы нашли?

– Нет.

– Нет? Ни здесь, наверху, ни там, на дне?

– Не было ее палки… Ой, а я и не подумал об этом. А вы… вы так подробно расспрашиваете – почему?

– Я дело об убийстве расследую, лейтенант.

Лейтенант Щеглов помолчал. А потом сказал:

– Есть одно обстоятельство, которое… Ну, мне оно показалось странным.

– Что за обстоятельство?

– Это надо вам показать наглядно в заключении судмедэкспертизы и на фото, которое я делал при осмотре трупа.

Гущин оглянулся на него. И отошел от провала.

Катя перевела дух. Ей хотелось сесть на землю. Она не могла описать словами, почему она вдруг ощутила такую безмерную слабость и такой страх. Ничего ведь не происходило… он просто задавал вопросы. Вполне по делу…

Они вернулись к машине. Катя с вопросами ни к участковому, ни тем более к Гущину не лезла. Она лишь бесконечно радовалась тому, что они покинули Конечный пункт.

Лейтенант Щеглов показал им путь до своего участка и маленького опорного пункта, размещавшегося в торце Дома быта. Там он достал из сейфа проверочный материал – не слишком толстую папку – и раскрыл ее на фототаблице. И Катя увидела Ангелину Мокшину – Горгону такой, какой она стала через двадцать шесть лет после событий на Истре.

Ничего общего с женщиной из парка с фотографии – самоуверенной и привлекательной, прекрасно осведомленной об этой своей привлекательности, темноглазой, стильной, небрежно курившей сигарету.

Горгона по-прежнему красилась в жгучую брюнетку, но в остальном…

Пять суток ее тело провело в луже воды на дне карьера…

Темные космы… печать смерти… распяленный, словно в последнем крике, рот… пятна тлена на коже…

Скрюченное тело с огромным уродливым горбом между лопаток. Куртка, явно на три размера больше, топорщилась на горбе ужасным колтуном.

– У нее была сломана левая рука, – сказал лейтенант Щеглов. – Закрытый перелом, полученный, как сказал судмедэксперт, в результате падения с высоты. Но посмотрите, как кисть вывернута, словно под прямым углом. И назад.

Катя смотрела на снимок крупным планом. Фото было сделано уже в морге.

Перелом…

– А ее пальцы, – лейтенант понизил голос. – Вы взгляните на них. У нее сломаны два пальца. И оба под разными углами. Чуть ли не вертикально – безымянный и указательный.

Катя смотрела на скрюченную кисть Горгоны, похожую на птичью лапу с маникюром. Сломанные пальцы торчали в разные стороны. Зрелище было ужасное.

– Там есть, конечно, камни внизу в карьере, но они круглые… ну, это же не острые скалы. И там песчаное дно, хотя много мусора, есть и железяки разные. Конечно, можно и удариться, чтобы так руку сломать во многих местах. Но все же…

Полковник Гущин забрал у него дело.

– Лейтенант, с прекращением производства пока надо подождать, – сказал он. – И все это я беру с собой в Главк. Сейчас напишу вам официальный запрос и расписку.

Лейтенант Щеглов помолчал, потом кивнул.

– Я сначала подумал, – сообщил он Кате, наблюдая за тем, как Гущин составляет документы. – Может, какие-то мародеры, ну бомжи… пока она там лежала в карьере на дне пять дней. Если, предположим, кольца у нее были на этих пальцах. На правой руке у нее кольцо было дорогое с рубином. Так вот, на правой руке пальцы не сломаны. И кольцо – его уже в прозекторской потом эксперты сняли. Я подумал, может, это бомжи труп ограбить хотели, поэтому такие повреждения странные. Но патологоанатом сказал, что это не посмертные переломы, понимаете? Он меня категорически в этом заверил. Когда все это случилось с ее рукой – с кистью, с пальцами, она еще была жива. Поэтому патологоанатом сказал – это не посмертное мародерство, а прижизненная травма, полученная в момент, когда она летела с обрыва и, видимо, ударилась обо что-то рукой.

– Они все мертвы, Федор Матвеевич. Все, кто имел отношение или соприкасался с истринским делом об убийстве детей. Возможно, и Лидия Гобзева тоже…

Катя ощущала, что в ней одновременно нарастает и великое беспокойство, и страх, и азарт, и паника. Азарт, потому что она чувствовала – эта и есть самая главная нить, и они ее отыскали в этом деле. А паника вырастала из страха, что они уже безнадежно опоздали. Кто-то шел на шаг впереди них, оставляя за собой только трупы.

Они с Гущиным возвращались из Пушкино в Москву. Катя на заднем сиденье изучала это новое дело, которое Гущин изъял под расписку у участкового Щеглова.

– Адрес Лидии Гобзевой, который начальник Истринского ОУР Шерстобитов указал в ОРД двадцать шесть лет назад, московский. Я просил своих проверить его – квартира была продана еще в девяностых. Сейчас там совершенно посторонние люди проживают, – Гущин все время прибавлял скорость, если дорога это позволяла. – Я буду ее искать через налоговую, через ИНН, хотя это очень долгий путь.

– Вам не кажется, что вам пора идти к начальнику Главка, объявить ему о новых обстоятельствах в деле Первомайских и добиться того, чтобы расследование возобновилось уже официально? – осторожно спросила Катя. – Вы фактически сейчас в одиночку все делаете.