– Хорошо, – скромно ответил Гущин. – Миша, мы по делу к тебе…

– Дела делами. Успеется, – Розенталь живо обернулся к Кате, которая веселилась, глядя на старых приятелей. – Понимаете, коллега, я ему все уши прожужжал. Насчет свободы выбора. И перспектив, что открываются, как только развод состоялся. Я сам разводился пять раз. И это чудо что такое. Конечно, надо быть крайне осмотрительным в плане финансово-имущественном. Однако в плане эмоциональном – оооо, это надо испытать обязательно. Шаркнули по душе, как говаривал Шукшин. Феденька, делай заказ, не хмурься. И скажи мне, мой дорогой, на свадьбу-то теперь пригласишь?

Гущин смотрел в меню.

Розенталь разглядывал Катю, которая еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

– Я и дружка, и тамада, как в юности нашей. Друг жениха. Знаете, коллега, – Розенталь обращался к Кате, – Федя такой пират по жизни. Он ведь никогда такого ничего не скажет. И никогда не станет вступать в разные там обсуждения, разводить канитель словесную. И не признается ни в чем никогда. Он как пират действует. Он совершает поступки, понимаете? И вы видите результаты его дел и поступков. И это… такая сладкая паутина. Потому что другие все на его фоне меркнут, не могут сравниться с тем, как он делает и чего добивается. И наступает такой момент, когда вы уже не можете обходиться без всего этого. А значит, что и без него самого тоже обходиться все сложнее, сложнее… Пиратская тактика. Но это сила. Незрелым юнцам это еще недоступно. Это возраст, опыт, харизма.

Катя посмотрела на Гущина. Он не поднимал глаз от меню. Однако помалкивал, не перебивал старого дружка.

– Не сочтите меня дерзким, коллега, – Розенталь улыбался Кате. – Я просто высказал свое мнение. То, что очевидно. То, что сразу бросается в глаза, мне, не видевшему Федю достаточно давно и внезапно появившегося в компании столь очаровательной, прекрасной молодой женщины…

– Заглохни, а? – Гущин наконец подал голос. Но как-то… не очень грозно.

Катя взяла меню. Впервые с начала этого чертова страшного дела ей стало уютно, покойно.

Вообще-то все это забавно…

– Ну, тогда к делам, – Розенталь тоже веселился, разливая вино по бокалам. – Федя, не делай такое страшное лицо. У тебя и так щека травмирована. Мимика в нашем возрасте – источник морщин. Тост за освобождение от пут. И за новые горизонты.

– Ты был адвокатом в процессе Комоглотов против Ангелины Мокшиной, основательницы Ордена Изумруда, больше известной как сестра Горгона?

Розенталь откинулся на спинку стула.

– Черт-те когда это было. Ему прокурор просил пятнадцать, я настаивал на восьми, дали десять лет. И он восемь отсидел, бедолага. Будем на условно-досрочное подавать. Там только какая-то канитель с исполнительным листом выплат компенсации – второй месяц ясности нет, разобраться не могу никак. Руки не доходят.

– Помнишь это дело?

– Свара, – Розенталь поморщился. – Они долгое время были любовниками – Комоглотов и Мокшина. Сожительствовали. Точнее, она его использовала, эта чертова оккультная шлюха. Разводила на деньги. А он сибирский провинциальный лох. Но богатый был – деревообрабатывающий комбинат, разработка каких-то там месторождений, вкладывался во все, что мог. Денег наколотил солидно. Сначала, рассказывал мне в тюрьме, на скиты все жертвовал, на староверов, а потом разочаровался. К дьяволу его потянуло, серу понюхать и ведьму московскую модную в койку затащить. Ну, затащил, дурак. А она его как липку обобрала. Разорила.

– А что там было конкретно? – спросил Гущин.

– Дурака заставь богу молиться, он и лоб расшибет, а с дьяволом капитал на ветер. Я же говорю – они спали, она его себе подчинила, болвана. Он ее советов во всем спрашивал – куда деньги вложить, какие акции купить. Она советовала. Он слушал, уши развесив. Верил ей, ее провидческому дару и экстрасенсорным способностям. Конечно, конечно, она не хотела его разорения. Это же курица, несущая золотые яйца. Она деньги с него миллионами тянула, вкладывала в недвижимость. Накупили они много всего. Потом он по ее указке связался с каким-то банком. Не стану тебе его называть – слезы одни, банк, естественно, лопнул. И мой клиент потерял огромные деньги. Все, что нажил там, в сибирских снегах своих, просадил здесь, в Москве, с ее подачи. Потому что она дура! – Розенталь повысил голос. – Чертова дура, идиотка! Возомнила себя пророчицей, провидицей – финансовый успех, вложения. Это не в трансе полоумном видеть надо, этому люди годами учатся. Она тоже разорилась. И Орден этот ее накрылся дырявым корытом. Потому что в этом банке и все то было, что она у него наворовала. Их банкротами объявили. Она стала, как водится, его во всем обвинять. А он сначала, как водится, запил по-черному. А потом на нее наехал. Дошло наконец до дурака. Выместил на ней всю свою злость. Там жуть что было – как он ее избил, эту Ангелину Мокшину. Хорошо еще не убил, но… Тяжкие телесные. Сибирские кулаки чалдона. У нее позвоночник был сломан в двух местах, ноги он ей переломал. Изувечил, короче, бабу. Пока дело шло и суд, она все по клиникам лежала, ей три операции сделали на позвоночнике. И ничего не помогло, у нее горб вырос. Она ходила еле-еле. Там ущерб здоровью на миллионы. Он пожизненно ей платить будет, даже когда освободится.

– То есть сейчас этот твой клиент еще за решеткой?

– В колонии. Я же говорю – там какая-то канитель с исполнительным листом по выплатам, задержка в два месяца, надо разбираться, я только пока другими процессами занят.

– А в ходе этого дела такое место, как Истра, деревня Затон, не упоминалось?

– Нет. А при чем тут Истра? Они в Москве жили, апартаменты купили в Крылатском. Все с молотка ушло при банкротстве. Вся их собственность.

– У родителей Мокшиной была дача во Внуково, в поселке Внешторга.

– Это все ушло за долги. Сейчас, насколько я знаю, денег у Мокшиной нет совсем. Остались какие-то крохи. Лечение ее продолжается, она ходит, хоть и с палкой. Ходит горбатая. И лечение из своих крох мой клиент оплачивает. У Мокшиной остался только коттедж где-то в кондоминиуме или в поселке. И с ведовством она своим завязала вроде как. Хотя… горбатого могила исправит. Это ведь как наркотик, Феденька. Власть над людьми, пусть и оккультная.

– А фамилии Гобзева и Первомайская-Кулакова в том процессе не фигурировали?

Михаил Розенталь глянул на Гущина сквозь очки:

– Первомайская?

– Да.

– Так ты что же, по этому делу?

– В общем, да.

Катя поняла – лукавить со старым приятелем Гущин не намерен. Розенталь не тот человек, от кого можно что-то утаить.

– Старая перечница Избушка-Зимовье сдохла. Советский классик и царица доносов, – Розенталь покачал головой. – И как сдохла! Такой конец такой жизни. Конечно, я слышал – все каналы трубили. Там ведь и родичи ее тоже?

– Дочь Виктория и внучка.

– Этих жаль, ее – нет. Но там ведь поймали кого-то сразу.