– Может, еще что-то вспомните? – спросил Гущин.

– Это все. Я же в патрульной тогда был. А это дело на пару следователь прокуратуры и Шерстобитов начали раскручивать. Самые опытные наши. Но и им не удалось этим стервам убийство в вину вменить.

– А кто были эти стервы? – спросила Катя.

– Не знаю. Точно не из Истры. Приезжие. Одна у них была за главную – эта брюнетка, – Осипов ткнул в жуткое фото, где женщина со свиной головой била в детский барабан. – Она самая. Сестра Горгона. Это они ее так называли между собой. И наши потом с их подачи. Она вроде ведьмы, что ли, была или экстрасенши… Почему у нее в волосах кровь-то я заметил – потому что она на себя свиную башку там у костра напялила. Видите? Это обряд какой-то был. Черная магия. Наши потом об этом судачили. Дети-то маленькие им потребоваться могли во время этого шабаша.

Полковник Гущин попросил его проехать с ними в деревню Затон – показать, где это. Начинать поиски надо было с матери детей. От Истры ехали довольно долго, свернули с федеральной трассы на проселочную дорогу. И сразу увидели дома. Лишь те из них, которые подходили к дороге, выглядели новыми, с ухоженными участками. Дальше к лесу заброшенные участки и деревенские дома – черные гнилые скворечники. Полное запустение. Через лес прокладывали просеку. Гущин сверился с адресом. Это здесь. Но в домах никто не живет.

Катя увидела за повалившимся забором дом с фотографии – деревенский подмосковный с чердаком в резьбе. Он выглядел как старые руины. И стекла разбиты.

Они вернулись к дороге. Час еще был относительно ранний, на одном из ухоженных участков возле машины возилась супружеская пара, укладывала в багажник корзины с яблоками. Катя окликнула их через забор, представилась. Спросила, не знают ли они среди своих соседей по деревне некую Галину Сонину.

– Ой, да это же… это сто лет назад, – хозяйка машины и яблок удивилась. – Это там. Они жили здесь, да. Но это было бог знает когда, я еще в институте училась. Я Галю помню, и мать ее, и старшую сестру. Она потом уехала, вышла замуж. А Галя жила с матерью.

– У нее дети утонули в реке.

– Да, я слышала. Но это было не при мне, я тогда училась в Москве. Такая трагедия, конечно…

– Не знаете, где можно найти Галину сейчас?

– Так она же умерла уже лет десять как, – женщина щелкнула себя по горлу. – Это самое дело. Она пила сильно. Дом запустила. Там у нее чуть ли не бомжи жили. Конечно, после такой трагедии можно понять, но… она и раньше вела разгульный образ жизни.

– А в их дом кто-то приезжает? Родственники?

– Не видела никогда. Там все сгнило давно, и света у них нет, провода энергокомпания срезала. И покупателей нет. Тут у нас вокруг-то все застроено, а в Затоне нашем участки дачники не покупают. Видели там просеку? Это отель построили большой на берегу реки с пляжем. Они дорогу к себе прокладывают. Слух идет, что как раз и по половине деревни она пройдет. Так что это бросовые земли сейчас.

– А заводь Затон, где она на реке? – спросила Катя. – Далеко отсюда?

– Да нет, вон туда идите по нашей улице к лесу, и сразу на берег выйдете. Там уже коттеджный поселок. Там ничего от старого не осталось.

Втроем вместе с Осиповым они прошли по деревенской улице. Берег реки. Никаких мостков. Все давно кануло в Лету за много лет. Справа среди поля виднелись новенькие кирпичные коттеджи. Слева начинался лес. На другом берегу все тоже было уже застроено добротными домами за высокими заборами.

– А когда-то было тихое место, – заметил Осипов. – Река, болотца и черники полно в лесу.

– А то место с кострищем далеко отсюда? – спросил Гущин.

– Это туда вверх, пройти надо.

Они побрели по берегу реки. Пляжа никакого, берег глинистый. Река в этом месте вся заросла кустами. Изгибалась и была совсем узкой. На противоположном берегу шла сплошная дачная застройка. Но дома находились на удалении от реки из-за весенних паводков.

Заводи – берег обрывистый, приходилось обходить эти места, углубляясь в лес.

– Течение здесь есть, – Гущин смотрел на воду. – Тела детей течением могло к Затону отнести.

Они прошли метров триста.

И Катя увидела дерево на берегу.

Все изменилось, обратилось в прах и тлен, появились новые декорации – дома, дачи, коттеджи, дорога, просека. Лишь оно одно осталось неизменным.

Дерево. Катя сразу его узнала. Старая, очень старая раскидистая липа с расщепленным стволом в виде камертона. Она росла и зеленела, сея вокруг тронутые сентябрьской желтизной листья. Никаких качелей на ветвях, конечно… Это все тоже в прошлом.

Гущин смотрел на огромное дерево. Подошел к стволу.

– Здесь был знак вырезан?

Осипов тоже подошел, дотронулся до коры.

– Здесь. Только все затянулось уже… Нет, вот борозда и тут… ромб… ничего другого уже нет. Столько лет, что вы хотите.

Столько лет…

И все мертвы в этом Затоне…

Он указал направление, где когда-то вилась тропинка. Но сейчас сплошные густые заросли. Они продрались через них. От поляны для шашлыков осталась лишь небольшая проплешина, все вокруг заросло кустами.

– Сюда никто не ходил с тех пор, местные чурались, избегали. Слухи-то шли. Такие слухи. А туристы про это не знают, – Осипов оглядывал заросли.

Они снова вернулись на берег к дереву.

– А там что раньше было? – спросил Гущин, кивая на противоположный берег, где среди деревьев виднелись новые дачи. – Дачный поселок?

– Это все новая застройка. Там участки и дома выставлены на продажу. А в те времена там был тренировочный полигон внутренних войск. Пересеченная местность, лес, река. Огромный полигон в несколько гектаров. Там дальше была военная часть, тоже внутренних войск. И несколько дач генеральских у реки. Но все это было, когда я еще в школе учился. В девяностых полигон у военной части забрали. В то время это стало просто заброшенной территорией. Военные нам тогда с поисками детей помочь не смогли – обычно-то все подключаются сразу при таких делах. Но у них там аврал был у самих. Дезертиры из части накануне сбежали, так что им тогда было не до наших проблем.

– То есть в те времена это было место весьма уединенное, тихое? – снова уточнил Гущин.

– Конечно. Тут река была да лес. Думаете, эти стервы стали бы справлять свой шабаш на людях? Нет, они выбрали это место специально. Тихо, безлюдно. Особенно ночью. Твори что хочешь.

Материалы дела оперативной разработки, затребованные полковником Гущиным, нашлись в архиве на следующий день. Вернувшись из Истры, Катя отдохнула дома после бессонной ночи. Она снова встала поздно, послав накануне своему непосредственному начальнику – шефу Пресс-службы – честный мейл о том, что она собирает информацию по делу Первомайских, которое все считают завершенным, кроме Гущина. Начальник Пресс-службы ответил – принято, если раскопаешь сенсацию, которая и не снилась. В противном случае лишишься отпуска. Будешь работать в отпускной период в счет этих дней, потраченных на гущинские личные изыскания. Катя согласилась.