И мысли Шаталова возвращались к Ясне.

Окрестности города Глоговац, автономный край Косово, Югославия

Июнь 1999 года

Перекошенное колесико на ножке кровати с грохотом и лязгом восьмерило по кафелю. Ясна катила кровать по коридору.

После очередного вывоза пациентов госпиталь совсем обезлюдел. В хирургии и в гнойном еще оставались около тридцати лежачих. «Особую» палату пока тоже не освободили – ходили слухи, что тюремные машины вот-вот должны прийти чуть ли не из Белграда.

Длинный коридор со времен апрельского наплыва раненых остался заставлен дополнительными койками. В мае персонал сократился втрое. Было понятно, что скоро от военного госпиталя останутся только стены и табличка.

Ясна закатила кровать в рекреацию поближе ко входу в подвал. Здесь уже стояли по отдельности сетки, передние и задние спинки.

Ясна завалила кровать набок, достала из кармана халата молоток. Сильными, но аккуратными ударами по железному каркасу выбила панцирную сетку из скоб на спинке и изголовье. Расставила все по местам и направилась за следующей кроватью.

Минуту назад в коридоре никого не было, а теперь в проеме аварийного выхода стоял мужчина с короткой густой бородой, в надвинутой на глаза бейсболке, руки в карманах.

– Завотделением теперь на втором этаже, – привычно подсказала Ясна, а потом остановилась и присмотрелась внимательнее.

Мужчина улыбнулся.

– Ничего себе, – растерянно сказала она.

– Не знаю: по-сербски это называется «кровать» или как-то еще? – сказал Шаталов. – Давай катать кровати вместе.

Ясна уже оправилась от неожиданности. Подошла к ближайшему изголовью, жестом предложила Шаталову присоединиться к процессу. Он прошел совсем рядом с ней и покатил кровать вперед. Ясна потащила следующую. Недоверчиво и радостно разглядывала затылок, плечи, спину Шаталова.

– Какая убедительная галлюцинация!

Он оглянулся через плечо:

– Даже потрогать можно.

Они завезли кровати в рекреацию. Ясна подошла к нему ближе.

– Андрей…

Шаталов предостерегающе поднял указательный палец:

– Радо! Теперь меня зовут Радован Аджич. Полиция Глоговаца, внештатный сотрудник, спецотдел.

Ясна непонимающе встряхнула головой:

– Это какая-то игра?

– «Зарница»! – ответил Шаталов по-русски.

– Что-что?

– Лучший план, какой смог реализовать. Радо – по-моему, красиво. Тебе не нравится?

Ясна опрокинула кровать набок, достала молоток.

– Радован… Имя как имя! Интереснее, в чем заключался план!

– Одна знакомая зимой в Боснии заявила мне, что все настоящие солдаты сейчас в Косове.

Ясна примерилась и с одного удара выбила первую скобу.

– А ты, наверное, на службе был? Грубовато! Хоть извинилась потом?

– Не помню. Наверное.

Шаталов пару секунд изучал технологию, потом тоже положил кровать набок и приступил к разборке, вместо молотка используя кулак.

– Не поломай. Имущество казенное, – сказала Ясна.

– Я нежно!

– Да? Что-то я переживаю…

Шаталов выбил последний крюк, сетка и спинки разлетелись в разные стороны с раскатистым грохотом.

Шаталов изучил картину разрушений, почесал затылок:

– Хм… Что по этому поводу скажет Красный Крест?

Ясна аккуратно отставила изголовье к стене.

– Не будет поднимать шумиху. Просто переведет сотрудника на другой участок.

– На сборку? – предположил Шаталов.

Ясна засмеялась:

– В подвал.

Обоим хотелось сказать друг другу так много, что задача казалась непреодолимой.

За железной дверью лестница уходила в непроглядную темноту.

Шаталов спустился на несколько ступеней, щелкнул кнопкой карманного фонарика.

– Судя по всему, тебя тоже перевели на другой участок? В грузчики?

Ясна шла вслед за ним.

– В штат лечебных учреждений почему-то всегда забывают включать грузчиков. Видимо, слишком надеются на санитаров.

Конус света осветил пыльный подвал, заваленный по углам сломанной мебелью, коробками из-под медицинского оборудования и лекарств. Отдельно возвышалась полосатая гора сваленных кое-как матрасов. Посреди подвала стоял стол, Шаталов пристроил фонарик на него.

– Вот так. Хватит нам света?

– Достаточно, чтобы с лестницы не загреметь.

– И где ваши санитары, кстати?

– Их почти не осталось. Раненых в основном эвакуировали. Министерство обороны распределило их по большим госпиталям за пределами Косова. Вон, у стенки место есть. Отнесем туда.

– Слушаюсь, господин грузчик!

Ясна поднялась наверх первой.

– С вашего позволения, госпожа грузчица!

Она подавала Шаталову спинки кроватей по две-три штуки, он бегал вниз-вверх, составлял их у стены. Совместное дело позволяло еще какое-то время не втягиваться в разговор о личном. Оба радовались этой возможности. Но шутливый запал уже прошел.

– Эвакуация – старинное слово, холодное, – сказал Шаталов. – Пахнет большой войной.

– У вас страна огромная, наши беды крошечными кажутся, – ответила Ясна с верхней ступеньки. – Косово – самое сердце Сербии, место, откуда для нас все началось. И сейчас мы его теряем.

Спинки кончились. Шаталов принял у нее первую панцирную сетку.

– Молчишь… – сказала Ясна. – Хорошо, что не утешаешь. Терпеть не могу.

Он поставил сетку к стене, обернулся. Пару секунд с замиранием сердца разглядывал ее черный силуэт на светлом фоне дверного проема.

– Я вижу, что происходит. Ты сама почему еще здесь?

Ясна смотрела, как он выходит к свету из подвальной полутьмы. Исчез, теперь возник из ниоткуда.

– Я медсестра. Вне конфликта, и не выбираю одну сторону против другой. Здесь лежат пленные оаковцы. Сначала мы их лечим, потом их судят. Но судят потом. Сначала мы их лечим.

– И? – прямой взгляд, пристальный и обеспокоенный.

– Мы – капитаны на мостике, – таким же прямым взглядом встретила Шаталова Ясна. – Пока здесь лежат больные, нужно быть в госпитале. Потом – видно будет.

Он взял у нее сетку, спустился вниз молча. Споткнулся о какую-то тумбочку. Поставил сетку на попа, позвал:

– Подержишь?

Ясна спустилась к нему, обеими руками придержала сетку с обратной стороны. Шаталов нагнулся, отставил в сторону разломанную тумбочку и еще какой-то хлам, отодвинул ногой в сторону ворох газет и целлофана, освобождая место у стены. Повернулся к Ясне.