Летом старик сидел перед домом до позднины, до первых звезд. С его лавочки открывался вид на окрестные земли – золотые поля и зеленые луга, темные леса и ясное небо.

Односельчане давно перестали замечать Немого Вукашина. Вечно неподвижный и безмолвный, для них он превратился во фрагмент пейзажа. А старческие глаза примечали все. Если бы кто-то удосужился заглянуть в них поглубже, увидел бы и непогашенный огонь, и неутоленную печаль. Но даже Миляна, по-соседски помогавшая немому старику содержать себя, никогда не задумывалась, чем жива душа Вукашина.

По левой дороге почти каждый день проезжали военные машины, туда и обратно. Старик догадывался, что югославская армия разместила в Раковице часть своих сил. Это защищало село от надвигающейся с юга угрозы. Это делало село беззащитным в будущем.

Вечером по правой дороге приехала незнакомая легковая машина, и в ней сидели двое молодых мужчин, ранее здесь не бывавших. Вукашин сохранял безупречную память на лица.

А утром отовсюду приплыл звук разогреваемой тяжелой техники – рык дизелей, лязг железа, командные крики офицеров.

Немой Вукашин понял, что будущее наступило.

* * *

Деян поставил на стол вторую бутылку ракии. Пододвинул два стакана.

Ненад рассердился:

– Не хочу. Вчерашнего хватило. Совсем ум пропьешь.

Они приехали в Раковицу прошлым вечером, и их путешествие нельзя было назвать простым. Соответственно, перед сном для снятия напряжения выпили, и крепко. Но, проснувшись, Деян опять схватился за бутылку.

– «Не хочу!» – передразнил он. – А потом захочешь – не сможешь. Забыл, как Деда на спиртное смотрит? Не ломайся, время есть, вперед графика мчим! Так что сейчас выпьем за Деду. За его успех, что бы он в этот раз ни задумал. За наши шкурки тертые-перетертые, да нецарапанные. Еще и вздремнуть успеем, а после обеда как раз и выдвинемся.

Придвинул стаканы, наполнил щедрой рукой.

Ненад выглянул в окно. Они остановились в доме его тетки – та давно уехала на заработки в Белград, разрешила переночевать, подсказала, где найти ключи. Машину загнали во двор. Хоть деревня и тихая, а содержимое багажника лучше под приглядом держать. Тем более военные тут корни пустили чуть не в каждом втором доме. Начнут вопросы задавать – а кому это надо?

На улицу не сунешься лишний раз – оставалось пить.

Ненад неохотно поднял стакан:

– В каком порядке, говоришь?

Деян заулыбался:

– Первый – за командира!

– За Деду! – поддержал Ненад.

* * *

Утро выдалось солнечным, ни облачка. По улицам бродили куры и гуси. Из-под тракторного навеса чуть торчала корма танка, на ней грелся рыжий кот. Из дровяного сарая высовывался ствол пушки. Неподалеку стояла закрытая маскировочной сеткой и присыпанная соломой бронемашина.

Полковник Брегич с транзисторным приемником в руке вышел на крыльцо, посмотрел в небо. Сморщился. У крыльца курили три лейтенанта. Вытянулись по струнке, отдали честь.

– Господин полковник, – спросил один, – может, по резервному каналу запросим? Все сроки прошли!

– Отставить – по резервному! – сказал Брегич. – Радиомолчание никто не отменял.

Транзистор наигрывал беззаботную эстрадную музыку восьмидесятых. Из тех времен, когда все казалось безоблачным, как сегодняшнее, черт его побери, небо.

Мелодия закончилась, и жизнерадостные диджеи погрузились в шуточный спор о достоинствах холостой жизни и замужества. Лейтенанты стали прислушиваться, заулыбались. Брегич же просто ждал.

– А теперь, – объявил диджей, – специально для молодоженов Зорана и Милицы, отправляющихся в свадебное путешествие…

Услышав кодовую фразу, Брегич выключил транзистор, выпрямился, гаркнул:

– По машинам!

Словно улей пришел в движение. Приказ разлетелся по Раковице в мгновение ока. Лейтенанты бросились врассыпную – каждый к своим подчиненным. Один за другим заурчали моторы. Техника освобождалась от маскировки, готовилась к маршу. Подъехал армейский джип.

– На своей земле как партизаны, – тихо сказал Брегич и зло сжал кулак.

* * *

Исход из Раковицы длился несколько минут. Бронемашины, танк, тягачи с прицепленными артиллерийскими орудиями, бензовозы, грузовики единой колонной покинули село, гостеприимно принявшее армию на долгий постой.

Немой Вукашин смотрел вслед уходящей к Глоговацу колонне. Навстречу военной технике ехал мотороллер. Им управляла молодая женщина. Ее голова была повязана черным платком, лицо пряталось под модными солнечными очками. Черная кожаная куртка, черные брюки. Разминувшись с замыкающей колонну машиной, женщина въехала в Раковицу.

Подул теплый южный ветер, но Немому Вукашину вдруг стало холодно.

* * *

После вывоза беженцев из Селины в противостоянии Смука и полиции наступило длительное затишье. Шаталов регулярно просматривал отчеты по Глоговацу и населенным пунктам общины, вылазки оаковцев прекратились или проходили тише и незаметнее. Он переговорил с Миличем, и оба пришли к выводу, что ничего хорошего видимое спокойствие не сулит.

Тем не менее передышка – всегда передышка. Шаталов проинспектировал отряды ополчения во всех окрестных поселках и городках. Надо было признать: Маевский поставил работу на хорошем уровне. Добровольные помощники, пусть и плохо вооруженные, а то и вовсе безоружные, четко понимали, как действовать в различных ситуациях, кому передавать информацию, за какую черту не заходить ради собственной безопасности и общего дела.

У Шаталова не выходили из головы слова Маевского насчет старых друзей. Попытался переговорить с Миличем, но шеф четко дал понять, что и так нарушил все возможные инструкции и правила для появления Радо Аджича. И что еще сильнее злоупотреблять служебным положением просто не сможет.

Обстановка все меньше напоминала мирную. Армия понемногу оттягивала с юга и юго-запада последние войсковые соединения. Большая часть Косова уже де-факто перешла под контроль ОАК. Хотелось верить, что завершение военного противостояния приведет к снижению уровня насилия, уменьшению числа жертв среди гражданских.

Но Шаталову эти надежды казались иллюзорными. Читая в архиве личные дела руководителей «армии» косоваров, он поражался, как вообще подобные люди могли оставаться на свободе. В густом бульоне из шаек и банд наверх всплывали только самые-самые. Самые расчетливые, самые отмороженные, самые безжалостные. Поверить хоть на секунду, что эти люди придут с оливковой ветвью, почему-то не получалось.

В полицейских протоколах то и дело встречались упоминания кровной мести и обета молчания. С таким материалом Шаталову приходилось сталкиваться на Кавказе пять-шесть лет назад. Бесконечная река крови.

Он уже служил в Боснии, когда услышал о заключении «хасавюртских соглашений». Государство с ядерным арсеналом, космической программой и одной из самых больших армий в мире расписалось в бессилии перед сгустком бандформирований. Шаталов помнил, как его накрыло жгучим стыдом и обидой за ребят, сложивших головы зазря. Бандиты отхватили от Родины жирный кусок. Страшно было подумать, как на подконтрольной им территории налаживают жизнь те, кто не смог или не захотел вовремя уехать… Здесь, в Косове, сюжет разворачивался аналогичным образом.