людьми (Hazan, Shaver, 1987) — это тоже, по сути, метафорический перенос в практическом поле.

Эти замечания позволяют понять, какой огромный потенциал познания скрывается за механизмами метафорического и метонимического переносов (Николаенко, 2005) — ни много ни мало они определяют нашу жизнь.

"В этом постоянном переносе проявляется не только гибкость человеческого разума — такой перенос необходим для постижения действительности" (Николаенко, 2005).

(Но здесь надо заметить, что в метафоре имеются и существенные минусы, которые особенно наглядно проявляют себя при строго научном познании действительности — подробнее об этом см. Соболев, 2018).

Тот факт, что механизмы сгущения и смещения не присущи бессознательному изначально, а постигаются именно в ходе специфических обобщений личного опыта, проскакивает уже у самого Фрейда, только весьма косвенным образом — а это может означать, что он и сам этого не понимал. Он лишь утверждал, что детям сняться всегда почти "прямые" сны — в них всё предельно ясно и ничто не требует дешифровки, поскольку ничего ещё не закодировано.

Если ребёнок видел днём купленную родителями вишню, но ему запретили её есть, то ночью ему конкретно снится, как он поедает желанную вишню. Всё прямо и чётко.

Взрослому в таком случае бы приснилось сновидение, как он с восторгом рассекает по ночному городу на 9-ой модели "ВАЗ", а вдоль дорог стоят вереницы женщин, желающих с ним прокатиться, кто-то из них и вовсе почти раздет — в одних лишь ночнушках.

Почему именно 9-я модель "ВАЗ"? Да потому что на заре капитализма в 93-м этот мужчина с радостью выплясывал с девчонками на дискотеках под песню "Вишнёвая девятка" группы "Комбинация".

9-я модель "ВАЗ" — "Вишнёвая девятка" — вишни, которые ему не удалось попробовать минувшим днём.

Женщины вдоль дорог — девушки, с которыми он отплясывал годы назад под "Вишнёвую девятку".

Ночнушки — группа "Комбинация" (в те годы женская ночнушка называлась "комбинацией" или просто "комбинашкой").

Тогда даже ходила шутка на тему "текстильного" названия этой девичьей группы: "Комбинация" и Иосиф Кобзон объединяются в группу "Комбинезон".

То есть всего лишь нереализованное желание отведать вишен, привело к формированию такого забавного сновидения, в котором проявляется и сгущение, и смещение, и прочая абракадабра. И сравните всё это с простым, как деревенская женщина, сновидением ребёнка — разница колоссальная. И есть она потому, что психике ребёнка ещё неизвестна стадия комплексного мышления с её механизмами метафоры и метонимии — именно в силу этого бессознательному пока и недоступны сгущение и смещение.

Но не стоит забывать и о втором факторе в формировании сновидения, помимо его механизмов, — это средства. То есть образы и понятия.

В голове взрослого образов, полученных наглядным путём из жизни, неимоверное множество, а потому сравнить всё тот же половой член он сможет с гораздо большим числом предметов, чего никак не скажешь о ребёнке, который дальше аналогии с морковкой или палочкой эскимо вряд ли продвинется.

Таким образом, для формирования "типичного" сновидения требуются не только механизмы (сгущение и смещение), но и средства — предметы из жизни, багаж наглядного жизненного опыта. Это, кстати, говорит о том, что сновидения Анатолия Вассермана должны быть более сложными и насыщенными образами, чем сновидения плотника из села Шушенское.

Именно отсутствием средств сновидения объясняется и отсутствие визуальных сновидений у слепых от рождения людей (Налчаджян, 2004). Сновидения таких людей состоят из тех образов, которые они могли почерпнуть прочими функционирующими органами чувств — тактильные образы, обонятельные и слуховые.

Здесь мы можем и должны сказать, что бессознательное в известной степени индивидуально. Если брать средства бессознательного (образы), то это, безусловно, понятно сразу. Но, по всей видимости, это мы можем сказать и о его механизмах.

Суть вот в чём.

Согласно представленным выше данным, бессознательное — это не нечто загадочное, как считают некоторые исследователи (особенно юнгианцы), не какая-то метафизическая terra incognita. Бессознательное — это психика ребёнка со всеми её мыслительными категориями, которыми она овладевает до определённого возраста

Гипотеза о том, что созревание мозолистого тела, происходящее в мозге ребёнка примерно до 10 лет, является причиной возникающей функциональной асимметрии полушарий и, по сути, блокирует в правом полушарии те навыки, которые оно приобрело к тому моменту, кажется очень привлекательной. Она объясняет, каким именно образом в психике человека оказывается "заперт" ребёнок. Дальнейшее развитие высших психических функций (речь, сознание, формальная логика) происходит уже только в левом полушарии, тогда как в плане мышления навыки правого полушария остаются на уровне ребёнка. Развивается лишь специализация на функциях пространственного ориентирования и восприятия контекстуальной информации.

Вспомните 16-летнего Пола — испытуемого Газзаниги. Вспомните, как на вопрос, кем он хочет стать, сознающее левое полушарие ответило "чертёжником", а правое — "автогонщиком". Не кажется ли этот ответ инфантильным? Безусловно, это так. Равносильно как если бы правое полушарие взрослого гражданина СССР утверждало, что хочет быть космонавтом.

Левое полушарие 16-летнего паренька даёт уже в значительной степени "взрослый" ответ, социализированный, соответствующий имеющимся жизненным реалиям, тогда как правое полушарие всё ещё одержимо детскими фантазиями на тему машин и автогонок. Рита Картер упоминает о женщине с "расщеплённым" мозгом, левая рука которой ежедневно мешала собираться на работу, так как выхватывала из шкафа совсем не ту одежду, которую планировала сама хозяйка (Картер, 2014). Что характерно, одежда, которую выбирала левая рука, обычно была более броской, ярче, чем та, которую женщина выбирала сознательно, что вновь отсылает нас к концепции инфантильного в бессознательном.

Выготский и Пиаже отмечали, как ребёнок, будучи не в силах логически объяснить что-либо в воспринимаемых им явлениях, обычно просто склоняется к перечислению признаков самого явления, тем самым давая знать, что в его понимании этого достаточно для того, чтобы "всё понять".

— Почему трава зелёная?

— Потому что она растёт…

— А почему солнце жёлтое?

— Потому что высоко…

То же самое гений отечественной психологии указывал и относительно попыток ребёнка дать объяснение названию любого явления.

"Корова называется "корова", потому что у неё рога, "теленок" — потому что у него рога ещё маленькие, "лошадь" — потому что у неё нет рогов, "собака" — потому что у неё нет рогов и она маленькая, "автомобиль" — потому что он совсем не животное" (Выготский, 2008).

В мышлении ребёнка название предмета намертво прикреплено к самому предмету. Если спросить у него, можно ли переименовать предмет, дать ему другое название, он отвечает категорическое "нет", потому что название — это одно из собственных и неотъемлемых свойств явления, как и его внешний вид, запах, вес и т. д. В понимании ребёнка, корову никак нельзя назвать чернилами, а чернила — коровой. Всё потому,