— Что так? — Кастет смотрел на него явнонасмешливо.

— Прихватили меня. Если ее убьют, мне хана. А киллератвоего, которого ты послал, замели сразу же, у нее на квартире.

Николаю Степановичу казалось: что если он будет разговариватьс Кастетом на его языке, то так они скорее договорятся, так Кастет скорее егопоймет и послушает, но, похоже, у Кастета свое мнение на этот счет.

— Ты что же думаешь, Кастет — сявка мелкий? Сегодня —Кастет, помоги, — а завтра — ах, извиняй, человек хороший, мы этопошутили! Если бы я так свое слово менял, я бы до таких лет среди волчар своихне выжил.

— Матвей, говорю, за горло меня взяли, если с ней чтослучится, мне — гроб.

Кастет уставился на него долгим тяжелым взглядом.

— Ну. Что ж… Гроб, говоришь… Гроб — дело обязательное.Каждого раньше или позже ожидает. А кого раньше, кого позже — это уж какповезет. Ну ты не пугайся попусту-то. Что-нибудь придумаем. Ты вот что… Есть утебя картинка одна.

— Какая еще картинка?

— Да небольшая такая, лошади на ней нарисованы и двамужика… Так ты мне ее принеси.

Николай Степанович похолодел. Откуда Кастет знает прокартину? Дело было давнее, директор большого, знаменитого музея проворовался,дело уже было в прокуратуре. И тогда, через очень надежного человека, НиколаюСтепановичу передали небольшую картину Филонова. Купцов сам в живописи неразбирался, картина ему не понравилась, но от верных людей он узнал, что стоитона огромных денег, настоящих денег. Картину он спрятал в надежном месте, адиректора музея вытащил, нажал, где надо, и дело прекратили.

Так эту картину и не продал, все берег на черный день,думал, мало ли как жизнь повернется — и вот вдруг… Откуда же Кастет пронюхал?

— Что за картина, не знаю я, про какую картину ты говоришь…— забубнил он, отводя глаза и явно теряя лицо.

— Ну, не знаешь — как знаешь, я же говорю — кто раньше,кто — позже… Пошли, Пантелей!

— Нет, стой, Матвей! Будет тебе картина.

— А, вспомнил, значит? Видишь, какая у тебя память-топлохая стала. Куришь, наверное, много. — Кастет с усмешкой покосился наполную окурков пепельницу. — Так ведь и до греха недалеко!

— Ну ладно, принесу я тебе картину.

А ты своих архаровцев останови.

— Остановлю, остановлю, не беспокойся.

Они распрощались, Кастет с Пантелеем ушли первыми. Спускаясьв лифте, Кастет перехватил вопросительный взгляд телохранителя.

— Что, старый пес, думаешь, правда, стану я по первомуслову как сявка бегать?

Если Кастет кого приговорил — значит, это уже покойник. Этодолжно быть свято. На этом моя сила держится. Если я эту бабу подписал, а онаживая бегает — сразу базар пойдет: Кастет уже не тот, Кастет состарился… А самведь знаешь, сколько вокруг волчья молодого шныряет, им только слабину покажи —в момент на куски разорвут. Раз я ее приговорил, значит, ее, считай, уже нет насвете. Жалко, конечно, что этого Чифа менты взяли, тоже говорили про него, чтоособенный, удачливый, а вот и кончилась его удача, но нет худа без добра, такему и надо, хотел все один да умнее всех быть.

Придется теперь свои силы на это дело бросить. А картину этуКупцов мне все одно отдаст, мне о ней верный человек говорил, огромных денегона стоит, нечего ей у этого козла партийного делать.

Пантелей так и не проронил не слова, но в его холодныхвыцветших глазах исчезли сомнения и осталась только уверенность в старом другеи готовность голыми руками разорвать на куски любого его врага.

Ольга Кузнецова вернулась домой около десяти вечера. Что-тосегодня она устала, хотя жить в таком темпе ей нравилось. Она разделась, прошлав комнату, огляделась по сторонам. Какая неуютная квартира! Если она и дальшебудет жить здесь, надо заняться квартирой вплотную, но времени совсем нет. Аможет быть, потом купить большую квартиру и перевезти сюда маму с Наташкой?Посмотрим, как дальше дела пойдут, а пока Георгий, директор, доволен.Переговоры с итальянцами проходят успешно, скоро Георгий полетит в Италию.Вспомнив сегодняшний обед, Ольга не выдержала и засмеялась вслух. Как смотрелна нее этот итальянец, Луиджи! Да, южные народы — это что-то особенное. Ивыпили-то немного, но итальянец весь вечер прямо пожирал ее горящими глазами. Усамого переводчица — красотка, а он на Ольгу уставился. Но не посмел пойтидальше страстных взглядов. Ольга подошла к зеркалу, взяла расческу. Все говорят:безупречная красота, безукоризненный вкус, при этом неженский ум и деловаяхватка. Георгий сказал, что после Нового года они будут участвовать впопулярной телевизионной передаче, он уже договорился. Интересно все-таки,почему этот Луиджи не решился перейти к более смелому ухаживанию? Итальянец какмужчина Ольге совсем не нравился, так-то он был забавный, и она уже подыскивалав уме вежливые фразы, чтобы мягко, без конфликта с ним распрощаться послеобеда, но они не понадобились. Интересно, почему?

И Георгий когда-то давно, она же видела, что в какой-томомент он ей увлекся, даже начал ухаживать. Она тогда переживала, все думала,как бы ему объяснить поделикатнее, но он сам через некоторое время понял, чтодевиц для развлечения он найдет вокруг сколько угодно, а с ней лучшесотрудничать.

Она улыбнулась своему отражению. Бизнес-вумен! А интересно,какие мужья бывают у деловых женщин? У нее еще мало знакомых в мире бизнеса, даи женщин в бизнесе пока немного. И все-таки почему же никто, никто из всех этихокружавших ее мужчин ей не нравится? Очевидно, дело в ней, а не в них. Что-тослучилось с ней после Славкиной смерти. Она порылась в ящике стола и досталафотографии. У нее осталось два его портрета: фотография из выпускного альбома,после школы, а вторую он прислал ей незадолго до смерти, эта была с Доскипочета его летного училища, он на ней в форме, и брови нахмурил для солидности.Как она жила бы сейчас, если бы не разбился его самолет? Сидела бы вкаком-нибудь летном городке, привычно прислушиваясь к реву самолетов надголовой, пытаясь на слух определить, который самолет — его, как делают все женылетчиков, вязала бы свитера детям и мужу, сплетничала с подругами, может быть,устроилась бы работать в школу.

И, скорей всего, была бы счастливее, чем теперь. Подумавтак, она даже испугалась. Что это с ней? Ведь она так довольна своей работой,ей многие завидуют, девчонки из ее бывшей институтской группы прямо обалдели итак порадовались за нее. Она просто расстроена сегодняшней встречей с Андреем.Да, все понятно, это ее беспокоит. Андрей Рубцов… Перед ее мысленным взоромпромелькнул весь тот год, с того времени, как она вернулась в институт осеньюпосле Славкиной смерти и до следующей осени, когда она в коридоре общежитиясказала Андрею: «Знать тебя больше не хочу!» Почему так случилось? Почему в маепосле годовщины Славкиной смерти она увлеклась Андреем, позволила ему себялюбить? Она не может объяснить это даже себе. Горе опустошило ее всю, а потомвесной показалось, что жизнь начинается заново. Но где-то в глубине души оназнала, что Андрей не тот, что-то было с ним не так. Поэтому она никому, дажемаме не рассказывала, что после разговора с Андреем тогда, на лестницеобщежития, она испытала огромное облегчение, просто камень свалился с души. Ивсе эти годы в ее душе жила уверенность: она тогда поступила правильно, не кчему было связывать с ним свою жизнь. А ребенок?