– Пига, – прошептал М`Кола. Япогрозил ему пальцем и пополз вперед, огибая куст. Я очень боялся спугнутьзверя, прежде чем подползу на выстрел, но не забывал наказа Старика: «Сумейтевыждать». Подкравшись поближе, я встал на одно колено, взял куду на мушку и,восхищенный его размерами, твердя себе, что волноваться не надо, что случайсамый обыкновенный, по всем правилам выцелил куду чуть пониже лопатки и нажалспуск. Грянул выстрел, куду сделал скачок и кинулся в заросли, но я знал, чтоне промахнулся. Я выстрелил вторично по серому пятну, мелькавшему средидеревьев. М`Кола орал: «Пига! Пига!», то есть: «Попал! Попал!» – а Римлянинхлопнул меня по плечу, обмотал свою «тогу» вокруг шеи и побежал нагишом, аследом за ним и мы четверо понеслись во весь дух, как гончие, через ручей,вздымая фонтаны воды, и потом вверх по откосу. Голый Римлянин уже продиралсявпереди сквозь заросли, потом нагнулся и, подняв листок, обрызганный алойкровью, шлепнул меня по спине, а М`Кола крикнул: «Даму! Даму!» – «Кровь!Кровь!» Чуть подальше мы нашли глубокий след, уводивший вправо, и я, на ходуперезаряжая винтовку, вместе со всеми ринулся в полумрак леса, где Римлянин,сбившись было со следа, вдруг снова нашел кровь и дернул меня за руку,заставляя лечь.

Все мы затаили дыхание – куду стоял на полянкев какой-нибудь сотне шагов, должно быть тяжело раненный, насторожив уши,большой, серый, с чудесными рогами, и, повернув голову, глядел прямо на нас. Яподумал, что теперь уж надо стрелять наверняка, пока совсем не стемнело,задержал дыхание и прицелился зверю в лопатку. Послышался хряск пули, и кудутяжело встал на дыбы. М`Кола закричал «Пига! Пига! Пига!» – но куду скрылся извиду, а мы снова понеслись, как гончие, и чуть не упали, споткнувшись обочто-то. Это и был наш огромный, прекрасный самец куду, он лежал на боку,мертвый, и рога его, дивные, разлетистые рога, изгибались темными спиралями; онсвалился в пяти шагах от того места, где его настиг мой выстрел, и лежал – большойдлинноногий, серый с белыми полосами, увенчанный огромными рогами ореховогоцвета, на концах словно выточенными из слоновой кости, с густой гривой навысокой красивой шее, с белыми отметинами между глаз и на носу – и я,нагнувшись, дотронулся до него, чтобы убедиться, что это не сон. Куду лежал натом боку, куда вошла пуля, вся шкура была целехонька, и от него исходил нежный,приятный запах – так благоухает дыхание телят и тимьян после дождя.

Римлянин бросился мне на шею, М`Кола что-токричал неожиданно высоким, певучим голосом, а вандеробо-масай все похлопывалменя по плечу и прыгал от радости. Потом все по очереди торжественно пожали мнеруку – престранным способом, неизвестным мне до того времени: хватали меня забольшой палец, зажимали его в кулаке, трясли и тянули, потом снова энергичносжимали и при этом пристально смотрели мне в глаза.

Мы снова полюбовались добычей, а М`Кола стална колени, провел по рогам пальцем, измерил руками их размах, не переставаянапевать: «Оо-оо-иии-иии», – иногда восторженно взвизгивая и поглаживая томорду, то гриву куду.

Я хлопнул Римлянина по спине, а он сновасовершил церемонию с большим пальцем; я отвечал ему тем же. Я обнялвандеробо-масая, и он, сильно и с большим чувством, потянул меня за палец,ударил себя в грудь и сказал гордо:

– Вандеробо-масай – самый лучшийпроводник.

– Вандеробо-масай молодчина! –подтвердил я. А М`Кола все тряс головой, глядел на куду и повизгивал. Потом онсказал:

– Думи, думи, думи! Бвана Кабор кидого,кидого. – Это значило, что перед нами король всех куду, а добыча Карла –мелочь, пустяк.

Все мы понимали, что убит не тот куду, покоторому я стрелял сначала, а тот лежит где-нибудь, сраженный первым выстрелом,но это не имело значения, потому что перед нами было настоящее чудо. Однако мнезахотелось взглянуть и на первого.

– Пошли, там еще один куду, – сказаля.

– Он мертв, – ответил М`Кола. –Куфа.

– Идем же.

– Этот лучше всех.

– Пошли.

– Мерять надо! – взмолился М`Кола. Япротянул стальную ленту рулетки по изгибу рога, М`Кола придерживал ее снизу.Рог был значительно длиннее пятидесяти дюймов. М`Кола смотрел на меня с жаднымнетерпением.

– Большой! Большой! – сказаля. – Вдвое больше, чем у бваны Кабора.

– Иии-иии, – затянул он опять.

– Ну, идем, – сказал я.

Римлянин уже скрылся из виду.

Мы поспешили к тому месту, где видели кудуперед первым выстрелом, и сразу же заметили на уровне груди испачканные кровьюлистья кустарника. А в сотне шагов оттуда лежал мертвый куду. Этот оказалсяпоменьше первого. Рога такие же длинные, но менее раскидистые, и все ж этоттоже был хорош. Он лежал на боку, подмяв под себя куст, на который свалился.

Снова пошли рукопожатия с дерганьем за палец,что, видимо, было у туземцев выражением крайнего восторга.

– Это аскари, – пояснил М`Кола.

Он хотел сказать, что этот куду – страж, илителохранитель, того, что покрупнее. Видимо, он был в лесу, когда мы увиделипервого куду, пустился бежать вместе с ним, а потом остановился, недоумевая,почему тот отстал.

Я хотел сфотографировать свою добычу и велелМ`Кола вместе с Римлянином сходить в лагерь и принести два аппарата –«графлекс» и кинокамеру, а также электрическую вспышку. Я знал, что лагерь наэтом же берегу, ниже по течению, и надеялся, что Римлянин сообразит, каксократить путь, и вернется еще до заката.

Они ушли, а мы с вандеробо при ярком светесолнца, выглянувшего из-за облаков, осмотрели второго куду, измерили рога,вдыхая его запах, даже более приятный, чем запах оленебыка, погладили шею,морду, подивились величине ушей, гладкости и чистоте шкуры, осмотрели копыта,такие длинные, узкие и упругие, что ходил он, должно быть, как на цыпочках,нащупали под лопаткой пулевое отверстие… После этого мы с вандеробо еще разпожали друг другу руки, причем он не преминул опять похвастать своимиталантами, а я сказал, что отныне мы друзья, и подарил ему свой лучший нож счетырьмя лезвиями.

– Пойдем, вандеробо-масай, взглянем напервого, – сказал я по-английски.

Вандеробо прекрасно меня понял, и мы вернулисьтуда, где на краю полянки лежал большой куду. Мы обошли вокруг него, полюбовались,затем вандеробо запустил ему руку под брюхо, пока я, приподняв куду, держал егона весу, нащупал пулевое отверстие и сунул туда палец. Окровавленный палец онприставил ко лбу и произнес целую речь на тему о том, что «вандеробо-масай –лучший проводник».

– Вандеробо-масай – корольпроводников, – сказал я. – Вандеробо-масай – мой друг.