Фурлих тут же подорвался, намереваясь, видимо, по своему обыкновению прочитать отповедь о подстерегающих опасностях, но передумал и кивнул.

– Я с тобой, – только и сказал он.

Йохан тяжело поднялся и взял меч. Обтер его о траву и мрачно скомандовал:

– Пойдем.

И первым пошагал к руинам дома, где провел два года, стараясь не обращать внимания на горький ком в горле. В нос шибало духом дыма и крови, а душу омывало ледяным ветром ярости. Тот, кто это устроил, обязан ответить, почти спокойно подумал он и чуть не споткнулся о неподвижное тело в высокой траве, отброшенное сюда взрывом.

Йохан одним движением перекатил констебля на спину и наступил на его запястье, памятуя прошлую битву. Вероятность того, что противник снова набросится на них, пусть и с пустыми руками, была очень велика. Однако констебль безучастно пялился в небо. Оно и понятно, нижняя половина тела у него отсутствовала. И все-таки он оставался жив. Веки иногда прикрывали бледные стеклянные глаза и снова открывались, словно их обладатель был механической заведенной марионеткой. При этом никаких признаков боли констебль не проявлял. Шансов на то, что этот восковой манекен заговорит, было немного, но все же Йохан задал вопрос:

– Кто тебя послал?

Веки констебля дрогнули, но больше ничего не произошло. Йохан подождал для верности и зло пнул ополовиненное тело носком сапога в бок.

– Кто тебя послал? – крикнул он так, что с ближайшего куста ракитника вспорхнула стая птиц. Ноэль вздрогнул и отодвинул Йохана плечом.

– Погоди, тут не так надо. Если он под защитой, то это мощный оберег. Он не чувствует боли, не имеет собственного разума и не подчиняется никому, кроме того, кто его заколдовал.

– То есть ни один из них нам ничего не скажет? – Йохан кивнул в сторону дымящейся кучи обломков и зло сплюнул в траву. – И что нам теперь делать?

– Я попробую найти метку, – озабоченно пробормотал Ноэль. – Тот, кто ставил защиту, должен был оставить на теле особую метку. – Он бросил взгляд на отсутствующие ноги и коротко хмыкнул. – Вот будет хохма, если метка была где-нибудь на пятке.

– Нет, – Фурлих появился из-за плеча так неожиданно, что Ноэль вздрогнул. – Он еще функционирует, значит, метка тут. Ищем.

Они втроем принялись обследовать то, что осталось от констебля. Фурлих брезгливо заглянул под мундир, Йохан шарил по рукам, Ноэль внимательно осматривал шею. Казалось, ничего нет, как вдруг юный маг заметил тонкий, едва видный полукруг, теряющийся за ухом.

– Нашел, – обрадованно заорал он и без промедления приложил к метке указательный и средний пальцы.

– Именем пославшего тебя, говори! – приказал он, и констебль захрипел. Тело его содрогнулось, губы расползлись в подобострастной улыбке.

– Да придет владыка наш! Да будет царствие его! Да свершится воля его! – быстро и отчаянно заговорил он, приподнимаясь.

– Кто тебя послал? – подскочил Йохан, дергая тело за проржавевший от крови мундир. Ноэль продолжал прижимать пальцы к метке. Запахло горелым мясом, и лицо Ноэля исказилось от боли. Печать жгла неимоверно. – Кого вы искали?

На губах умирающего вскипела кровавая пена, а улыбка стала еще шире и безумнее.

– Господин наш! Величайший из великих! Могущественнейший из могучих! – выкрикивал он. Его глаза были устремлены вверх, в небо, словно он и сейчас видел того, кто наложил на него заклятие. Йохана передернуло.

– Имя! – тряхнул он еще раз как следует. Из-под пальцев Ноэля повалил дым. Констебль захрипел и зашелся хрипом. Ноэль с воем отдернул ладонь и повалился на траву. Его лицо было белее бумаги и выглядел он едва не хуже, чем тот, кого они допрашивали.

– Не могу, – прохрипел он. – Слишком сильная магия.

– Это для тебя-то? – не поверил Фурлих. Ноэль уткнулся лбом в траву и бессильно замер. Фурлих подошел и аккуратно заглянул за ухо трупа.

– Ты в порядке? – хмуро поинтересовался Йохан у Ноэля, отступая от ставшего бесполезным тела. Тот отчаянно замычал. – Болит?

– Ты не понимаешь! – простонал Ноэль. – Магия первосортная, сильная. Я могу почти все! Но я не понимаю, что происходит!

Йохан мрачно повернулся к застывшему над телом Фурлиху. Тот пристально всматривался в метку и морда у него была мрачнее ночи.

– Что там? – нахмурился Йохан и вернулся обратно. Ноэль, покачиваясь и заваливаясь, встал рядом, цепляясь за Йохана как за опору, но Фурлих не обращал на них никакого внимания. Он все так же хмуро продолжал смотреть на выжженную круглую печать.

– Я знаю этот знак, – наконец произнес он. Голос его был тихим и бесцветным, но Ноэль вздрогнул. Он слишком хорошо знал неунывающего Фурлиха и понимал, что нужно что-то из ряда вон выходящее, чтобы ввести его в такой ступор. Ноэль наклонился, чтобы рассмотреть метку поближе. Йохан последовал его примеру, готовясь увидеть нечто жуткое. Вопреки ожиданиям, круглая печать оказалась совсем небольшой и в ней была лишь маленькая черная птица.

– Хм. Что это? Ворон?

– Черный дрозд, – откликнулся Фурлих и глянул прямо Ноэлю в глаза. – Это знак Тайфеля.

Глава Восемнадцатая, в которой Ноэль остается без ужина, а мы узнаем, что страх полезная эмоция

– Так, давай еще раз и помедленнее, – приказал Ноэль и приготовился слушать.

Он, Йохан и Фурлих в человеческом обличье сидели в небольшой, прокопченной до черноты таверне, которую обнаружили в деревне на северной границе Красного леса после почти суток без сна и отдыха. Наткнулись они на нее очень вовремя. Стоило им войти внутрь, как снаружи ливануло так, что грязные потоки воды сразу затопили улицы, а в маленьких стрельчатых окнах стало темно как ночью. Тяжелые капли лупили по крыше с такой яростью, словно хотели окончательно вбить покосившуюся развалину в землю.

От этого невеселое настроение у всех троих окончательно упало, и даже вместительные кружки крепкого эля и ярко пылающий камин, куда пожилой хозяин заведения заботливо подбросил дров, не особо изменили их состояние. Йохан думал о пропавшем Ладвиге, Фурлих крутился, чесался и сопел в ненавистном облике крепкого, румяного толстяка с косицей. И только Ноэль неизменно сгорал от любопытства, стоило ему понять, что Йохан знает гораздо больше того, о чем говорит вслух.

Йохан мрачно глянул на едва ли не подпрыгивающего от возбуждения на лавке Ноэля, глотнул крепкого эля еще раз и снова взвесил все