единой христианской церкви, и наличие вместо этого десятков христианских церквей, относящихся друг к другу с плохо скрываемой, а подчас — и открытой, враждебностью и проповедующих сильно разнящиеся друг от друга, а порой и взаимоисключающие, учения. При этом каждая церковь подает свое учение не иначе, как «истинное» и единственно правильным образом выражающее свой «исходник» — учение Иисуса Христа. И разобраться в этом многоголосье взаимных опровержений, обвинений и провозглашения собственных доктрин, как «единственно верных», — задачка весьма непростая…

И ведь, что удивительно: такая картина сложилась при том, что все христиане всех церквей, деноминаций и течений, сколь бы они не враждовали друг с другом, пользуются одной и той же Библией, одним и тем же Новым Заветом, одними и теми же Евангелиями. И этот очевидный факт приводит нас к очевидному выводу, что библейские, новозаветные и евангельские тексты дают повод к столь радикально противоречивому разномыслию, то есть — что они содержат в себе не только разнообразную, но и противоречивую информацию.

В результате этого, в одних христианских течениях фокусируются на одних аспектах содержания Библии, в других — на аспектах уже других, противоречащих первым, а поскольку и то, и другое они черпают из Библии, то каждому это «дает право» утверждать, что именно их учение является «библейским», а значит — и «истинным».

Правда, надо заметить, что это соревнование в «самой библейской библейскости» очень популярно главным образом между многочисленными протестантскими течениями и группами. Такие же «классические» церкви, как католическая и православная, проявляют к нему заметно меньший интерес, но компенсируют это, интенсивно меряясь большим соответствием большему числу мнений древних святых. Однако сути дела это никак не меняет: одни лупят друг друга по голове Библиями, другие — фолиантами «отцов церкви», а как в этой всеобщей сваре разобраться желающему в чем-то разобраться — остается, как уже говорилось, большим вопросом…

Вторая проблема, которая наряду с «много-церковностью», затрудняет поиск ответа на вопрос, чему же на самом деле учил Иисус (и во многом определяющая наличие вышеозначенной проблемы № 1), заключается в том, что Иисус излагал свое учение исключительно в устной форме, ни сам лично не написав ни строчки, и никому не поручив записывать за ним его речи со стенографической точностью.

В результате то, что мы видим записанным в качестве «слов Иисуса» и в канонических Евангелиях христианского Нового Завета, и в различных неканонических письменных источниках, если и является действительно его словами, то это слова, записанные в неизвестно каком по счету пересказе неизвестно кого и неизвестно кому. Да, именно не только неизвестно кем, но еще и неизвестно кому, — ведь подлинное авторство евангельских текстов не было известно даже в древности, не говоря уже о возможности установить его сегодня. Имеются лишь имена «евангелистов», но совершенно неизвестно, кто за этими именами на самом деле стоит…

Скажем, традиционное представление о том, что Матфей, чьим именем подписано соответствующее Евангелие, был именно тем самым Матфеем, кого Иисус лично призвал в числе первых учеников — это лишь предположение, основанное на совпадении имен, при отсутствии каких-либо прямых или косвенных тому подтверждений. Так же чисто гипотетическим является и отнесение Марка и Луки к ученикам апостолов — просто в книге Деяний Апостолов упоминаются такие имена, однако ни словом, при этом, не упоминается о том, чтобы они вели какие бы то ни было записи.

Что же касается Евангелия от Иоанна, то там в самом конце есть упоминание о некоем ученике, «которого любил Иисус», и сказано, что «сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие», что трактуется, как «скромно-завуалированное» указание Иоанна, что этим учеником был он сам, и, соответственно, как подтверждение его авторства. И эту трактовку вполне можно было бы принять в качестве подтверждения авторства за одним из двенадцати апостолов по имени Иоанн, если бы не идущая далее и «все портящая» приписка: «И знаем, что истинно свидетельство его» (Ин.21:24).

Это: «…И знаем, что…», — сразу порождает безответные вопросы. Кто такие эти таинственные люди, которые «знают», что «истинно свидетельство его»? Какое отношение они имеют к тексту данного Евангелия и к процессу его написания? И насколько можно доверять их утверждениям, что текст Евангелия написан именно «любимым учеником» Иисуса, предположительно — Иоанном, а не, допустим, ими самими?

Прямых ответов на эти вопросы отыскать невозможно, однако радикальные отличия этого Евангелия от трех остальных, его несовпадение с ними, и даже противоречия им во многих текстах, говорят отнюдь не в пользу того, что оно было написано выходцем из одной и той же группы людей. Да и написано оно было, согласно всем датировкам, существенно позже остальных, что также уменьшает его шансы на принадлежность перу одного из учеников непосредственно Иисуса. А в таком случае вопрос о том, кем же оно на самом деле было написано, так же остается открытым, как и в случае с тремя другими каноническими Евангелиями.

В итоге же, открытым остается и вопрос о том, насколько вообще достоверны евангельские тексты? И прежде всего — насколько те слова в них, которые вложены в уста Иисуса, являются именно его аутентичными словами, или хотя бы словами, достоверно передающими именно его идеи и мысли?

Как уже было сказано, очевидно, что реальная ситуация с написанием Евангелий не может не привести к тому, что, в лучшем случае, лишь какая-то часть подлинных слов Иисуса нашла свое отражение в новозаветных текстах, будучи передана цепочкой пересказчиков без существенных искажений. Другие же, безусловно, были искажены в процессе пересказов, по принципу «испорченного телефона», а какая-то часть, очевидно, и вовсе не имеет никакого отношения к высказываниям Иисуса, а была просто приписана ему.

В результате, то, что подается в христианстве, как «учение Иисуса Христа», на самом деле представляет собой постепенно сложившуюся эклектичную смесь идей, не только разнообразных, но и противоречащих друг-другу, причем зачастую противоречащих до степени прямого взаимного отрицания.

И тут, разумеется, возникает вопрос: почему же эта смесь получилась именно такой — эклектичной и противоречивой до степени взаимоотрицания? Почему те люди, что, пусть и годы спустя, пусть и по памяти или по устным пересказам, но взялись письменно излагать учение все же одного и того же конкретного человека, получили в итоге такую противоречивую и, прямо надо сказать, взрывоопасную смесь?..

Вопросы, абсолютно закономерные, а ответ на них лежит в сфере знакомства с еще одной, третьей, проблемой (проблемой, надо сказать, самой глубинной и фундаментальной), без столкновения с которой невозможно обойтись при исследовании вопроса об учении Иисуса.

И заключается эта проблема в нравственном дуализме