Инженер-электронщик: Роберт Мацумото, 26 лет; домашний адрес: Гонолулу, штат Гавайи, бывший военнослужащий космического корпуса морской пехоты; воинское звание: лейтенант запаса. Работал на Луне, Марсе, Венере, изобрел улучшенный инжектор топлива и установку для регенерации кислорода.

Физик: Джеймс Блостейн, 27 лет, домашний адрес: Рочестер, штат Нью-Йорк; гражданский. Работал на Луне. Политически активен. Сделал крупные открытия в области теоретической физики, создал несколько экспериментальных систем для их испытания.

Биолог: Томас Форелли… Увы, Тома больше нет. Умер на неизвестной планете, которую мы посчитали надежной, никто так и не понял, от чего – болезни, острой аллергии или одной из тысяч других причин, которые миллиарды лет инопланетной эволюции приготовили для выходцев с Земли. Там мы и похоронили Тома, предав его душу Богу, – хотя Он, похоже, редко наведывался в этот уголок с зеленым небом и красной говорящей травой – и полетели дальше. Оповестить близких о его смерти будет чертовски нелегко.

Лэнгли поднял глаза на фотографию над столом. Рыжеволосая девушка улыбалась сквозь пелену лет и парсеков. Пегги, дорогая моя Пегги, подумал Эдвард, я скоро буду дома.

Бедняжка, должно быть, похудела и, хотя никогда не жаловалась, наверняка тосковала от пустоты длинных ночей, часто прижимая к себе ребенка, которого он еще ни разу не видел. Астронавты не должны жениться. Тем более не должны выходить за пределы Солнечной системы на корабле с двигателем, чей принцип работы никто толком не понимал. Однако, когда Лэнгли предложили полет, Пегги увидела в глазах мужа такую отчаянную жажду, что сразу отпустила. Беременная и неуверенная в завтрашнем дне, она все равно отдала его далеким звездам, а себя – одиночеству.

Этот враг – ты сам, подумал Эдвард.

Ну ничего, нынешний полет – последний. Он стал слишком стар для такой работы, сила мышц и быстрота реакции исподволь таяли, а благодаря хорошей зарплате и премиальным накопилась приличная сумма. Эдвард вернется домой – невозможно поверить! – они купят ранчо и займутся разведением племенных лошадей. По ночам он будет смотреть на колеса созвездий в небе, курить трубку и перемигиваться с Арктуром.

Зато сыну достанется в наследство не только бесплодная Луна, холодный Марс и ядовитый ад Венеры. Сын унаследует блеск и таинственность всей галактики, его стальные кони будут пастись между звездами.

Лэнгли полистал журнал. Собственно журналом событий он был только наполовину, вторую половину занимали всякие данные – показания работы двигателя, точные координаты звезд, элементы планетных орбит, масса планет, их температурные и атмосферные характеристики – целая вселенная в наскоро записанных от руки цифрах. Их строгость согревала душу, превращала стужу черной бездны в легкий морозец, чьи щипки капитан мог перетерпеть.

Лэнгли набил трубку последними ошметками табака из кисета. Прикурить ее и не дать ей потухнуть в полной невесомости удавалось только с помощью особого трюка. Слава Богу, корабль был оснащен всем необходимым, на большинстве других кораблей курить вообще запрещалось – кислород был слишком дорог. Однако создатели «Разведчика» понимали, что звездолет отправится к далеким, неведомым берегам. Несмотря на небольшие габариты, корабль обладал двигателями и баками реактивной массы под стать крейсеру, был способен садиться прямо на поверхность планеты размером с Землю или меньше, до определенной степени маневрировать в атмосфере, обеспечивать многолетнюю жизнедеятельность экипажа и производить замеры всех мыслимых факторов окружающей среды. На то, чтобы его сконструировать, ушло шесть лет и десять миллионов долларов.

Лэнгли задумался об истории освоения космоса. Она насчитывала не так много лет. Большинство инженеров сомневались в целесообразности этой затеи. Космические станции приносили свою пользу, базы на Луне имели военное значение, но в остальном Солнечная система была враждебной пустыней, не представлявшей собой никакого интереса кроме чисто научного – разве что как источник делящихся материалов. И тут журналы по физике опубликовали новость из Парижа.

Лефевр, изучавший дифракционную картину электронных волн, всего лишь хотел испытать некоторые аспекты новой единой теории поля. Однако он использовал в высшей степени оригинальную схему, включавшую в себя гиромагнитный элемент. На фотопластинке совершенно неожиданно проявились размытые темные круги и пятна – драматическим эффект не назовешь. Ученый не смог объяснить явление и высказал догадку, что пучок электронов, видимо, мгновенно переместился из одной точки в другую, не заморачиваясь преодолением пространства между ними.

В Калифорнии построили большие ускорители, чтобы запустить пучок помощнее – почти целый грамм материи. Данные подтвердились. В Керенскграде теоретик Иванов воодушевился и предложил гипотезу, опирающуюся на известные факты: континуум не является четырехмерным, направлений не меньше восьми, и расположены они под прямым углом друг к другу… в общем, предложил новую версию квантовомеханической гипотезы о существовании параллельной вселенной. Материя прошла через «гиперпространство» относительно нашей вселенной и мгновенно оказалась в другой точке.

Мгновенно! Это означало, что до звезд и бесчисленных планет рукой подать!

Прошло десять лет упорного труда, и с космической станции неподалеку от Земли контейнер с приборами был заброшен чуть не на орбиту Плутона. Когда радиозонд нашел его, приборы показали, что переход вообще не занял никакого времени, и животные на борту целы и невредимы. Но возникла проблема: груз появился в нескольких миллионах миль от расчетного места. Повторные попытки выявили большие погрешности в позиционировании, которые на расстояниях в несколько световых лет грозили возрасти до безнадежно опасных размеров.

Иванов с инженерами сошлись во взглядах, что отклонения вызваны принципом неопределенности Гейзенберга, эффект которого многократно увеличивался в зависимости от используемой схемы. Считалось, что эта проблема – чисто инженерного свойства, и, если улучшить схему, корабль будет попадать почти туда, куда нужно.

Такой принцип работы требовал запаса надежности, чтобы корабль не врезался в поверхность планеты или, еще хуже, не очутился внутри нее. Приборную шкалу требовалось сделать достаточно масштабной, чтобы сверять показания и вносить в схему поправки. Вывод напрашивался сам собой: необходимо отправить корабль-лабораторию с экипажем экспертов, которые вносили бы усовершенствования по ходу полета и опробовали корабль в дальнем скачке, после чего его конструкцию следовало доработать. Идея воплотилась в межпланетный корабль США «Разведчик».

Лэнгли просмотрел записи последнего года – свидетельство сумасшедших скачков от звезды к звезде, пота и проклятий среди путаницы из проводов и трубок, синего пламени сварки, датчиков, логарифмических линеек… Изнуряющий путь к победе. Они изучили и отвергли несколько систем, хотя каждая новая была лучше прежней, пока не совершили последний скачок от Голата к Земле. Философы Голата с их неземным разумом взглянули на проблему под иным углом зрения и предложили последние, жизненно важные усовершенствования, и вот «Разведчик» возвращался, неся на борту огромный массив новой информации.