Мысли Лэнгли отвлеклись на чудны́е и прекрасные планеты, на которых он побывал, на скорбь и смерть – неизменных спутников великих свершений. Затем он открыл чистую страницу и написал:

«19 июля 2048 года, бортовое время 16:30. Вышли из гиперпространства в 0,3 светового года от Солнца; погрешность, очевидно, вызвана внезапной неполадкой двигателей. Предпринята попытка ее устранения. Наше положение…»

Командир корабля выругал себя за рассеянность и отправился в пилотскую рубку за данными о положении корабля относительно звезд.

Мимо проплыла полусогнутая долговязая фигура Блостейна, закончившего работу, – костистое лицо запачкано машинным маслом, волосы растрепаны больше обычного.

– Ни фига не нашел, – доложил физик. – Все проверили – от мостов Уитстоуна до неполадок в компьютере, даже ячейки гиромата открыли. Чем сложнее система, тем больше она умничает сама по себе.

– Ну да, – подколол Лэнгли, – блестящий интеллект, специально созданный, чтобы выводить из себя своих конструкторов. – Он снял координаты; эфемериды указывали положение Земли, двигатель был настроен для скачка с учетом возможной погрешности. – Господа, пристегните ремни и придержите головные уборы.

Никто ничего не почувствовал. Да и как что-то можно почувствовать, если в процессе не задействовано время? Вот только Солнце из искры превратилось в матовый пурпурный диск – экран защищал экипаж от слепящего света.

– Опа! – воскликнул Мацумото. – Встречайте меня в Гонолулу!

По спине Лэнгли пробежал холодок.

– Не может быть, – проговорил он.

– Что?

– Посмотри на солнечный диск. Он слишком маленький. Мы должны находиться от него всего в одной астрономической единице. А находимся, похоже, в одной и трех десятых.

– Какого черта, – пробормотал Мацумото.

У Блостейна нервно подрагивали губы.

– Не так уж плохо, – промямлил он. – Отсюда можно долететь на реактивной тяге.

– Не пойдет, – отрезал Лэнгли. – По нашим расчетам, погрешность должна составлять меньше одного процента. Ведь мы проверяли систему в солнечной системе Голата. Почему не получается в родной системе?

– Может быть, – лицо Мацумото стало задумчивым, – мы приближаемся к ней асимптотически?

От мысли о вечном продвижении навстречу Земле, не имея возможности окончательно ее достигнуть, бросало в холод. Лэнгли немедленно отринул навязчивое представление и начал по приборам выяснять местоположение корабля. Они находились в плоскости эклиптики. Быстрый круговой осмотр с помощью телескопа выявил Юпитер. Согласно таблицам, Марс должен был находиться тут, а Венера – там. Обеих планет не было на месте.

Через некоторое время Лэнгли спрятал таблицы. Его лицо вытянулось.

– Позиции планет не совпадают. Марс, кажется, на месте, но он… зеленый.

– Ты не пьян? – спросил Блостейн.

– Если бы, – ответил Лэнгли. – Сам посмотри. Вот планетный диск. С учетом нашего положения относительно Солнца и направления кроме орбиты Марса здесь ничего не может быть. Но Марс не красный, а зеленый.

В рубке наступила тишина.

– Есть соображения, Сарис? – спросил Блостейн упавшим голосом.

– Я лучше не говорить. – Хотя голос инопланетянина был подчеркнуто лишен всякого выражения, его глаза горели, выдавая глубину мысли.

– К черту! – Лэнгли лихо сократил расстояние на четверть. Солнечный диск на экране резко увеличился в размерах.

– Земля! – прошептал Блостейн. – Я ее где угодно узнаю.

Ярко-голубая планета висела на темном ночном фоне, Луна – застывшая золотая капля. Веки Лэнгли обожгли слезы.

Он вновь склонился над приборами, рассчитывая координаты. От цели их все еще отделяла половина астрономической единицы. Как соблазнительно плюнуть на неполадки в двигателе и махнуть домой на реактивной тяге. Однако лететь пришлось бы долго, а Пегги заждалась. Он ввел команду с расчетом выскочить через 5000 миль.

Скачок!

– Намного ближе, – прокомментировал Мацумото, – но все еще не долетели.

На мгновение в душе полыхнула злость на тупую машину. Лэнгли удержал себя в руках и вновь занялся приборами. Сейчас расстояние до планеты составляло 45 000 миль. Он произвел новый расчет, на этот раз учитывающий движение планеты по орбите и, когда часы показали нужное время, повернул выключатель.

– Получилось!

Перед ними висел гигантский щит, опоясанный облаками, разукрашенный геральдикой континентов, выпуклости океанов собирали солнечный свет, как увеличительное стекло. Лэнгли дрожащими пальцами снял показания радара.

Сопла плюнули пламенем, вжав астронавтов в кресла, корабль устремился вперед. Пегги, Пегги, Пегги, пела его душа.

Кто родился, мальчик или девочка? Он помнил каждую подробность, словно это происходило час назад, – как они пытались выбрать ребенку имя; им не хотелось, чтобы служащий, который явится с бланком свидетельства о рождении, застал их неподготовленными. Ох, Пегги! Как я по тебе соскучился!

Они вошли в атмосферу и, не заботясь об экономии топлива и торможении на эллиптической орбите, начали снижаться прямо на двигателях. За бортом корабля ревело и грохотало.

Корабль спускался по вытянутой спирали, выводящей к месту посадки через полпланеты. Снаружи слышался зловещий посвист разреженного воздуха.

Лэнгли был слишком занят, чтобы любоваться видом, зато Блостейн, Мацумото и даже Сарис Хронна припали к экранам. Первым заговорил голатец:

– Это ваш Нью-Йорк, о котором так много говорить?

– Нет, мы, похоже, над Ближним Востоком, – сказал Блостейн, вглядываясь в ночную поверхность и сгустки мерцающих огней. – Что это за город?

– Гм… не знаю… я не помню настолько больших городов, чтобы их можно было увидеть с высоты без телескопа, – ответил Мацумото. – Анкара? Видимо, ночь на редкость безоблачная.

Тикали минуты.

– Это Альпы! – воскликнул Блостейн. – Видите лунный свет на горах? Вот только… – Он вдруг заорал: – Боб, я точно знаю – там нет города такого размера!

– Господи! Не меньше Чикаго! – Мацумото на минуту замолчал и потом сдавленным голосом произнес: – Джим, ты успел как следует посмотреть на Землю до входа в атмосферу?

– Более или менее. А что?

– До меня только сейчас дошло. Полярных шапок нет.

– Что значит «нет»?

– От радости возвращения мы, конечно, не обращали внимания на подробности, да только Северную Америку я видел так же хорошо, как сейчас вижу тебя. Арктические льды пропали. Я миллион раз смотрел на них из космоса, а сейчас там всего несколько темных пятнышек. Острова есть, а снега нет.

Молчание. Блостейн быстро проговорил: