Это решило дело: именно труппа Андреини когда-то удостоилась чести выступать перед Генрихом IV и его женой, их выступление смотрел когда-то Клод.

– Извольте, господа. Я не прочь позабавиться, – Клод кинул монету в пол-экю на стол перед Панталоне. Тот ловко схватил ее, проверил на зуб и отвесил преувеличенно низкий поклон. Задержавшись в согнутом положении, он получил пинок по заду – от Арлекина. Представление началось.

– Что же показать почтеннейшему синьору? – задумчиво произнес Панталоне. – Чтобы он получил удовольствие? О, в репертуаре нашей труппы множество самых забавных пьес, фарсов и интермедий! И фарс об адвокате Патлене, и знаменитая «Лохань», и «Радости брака», и «Священник в ларе для сала»!

Услышав название последней пьесы, мельник утробно захохотал, и в Арлекина полетела мелкая монета, которую тот ловко поймал колпаком, украшенным заячьей лапкой.

– Но присутствие святого отца налагает на нас определенную ответственность. Ты слышишь, Арлекин? Прекрати гримироваться под священника! Сегодня рога наставит не духовное лицо, а военное.

При этих словах Арлекин скроил недовольную гримасу и вылез из черного мешка, изображающего сутану. Капитан огрел его шпагой по голове, вызвав смех крестьян. Им вторил и папаша Пулен с домочадцами – даже мамаша Пулен, поставив перед Клодом миску с карасями в сметане, присоединилась к зрителям, смиренно сложив руки на переднике. Гийом, Пепьер и глухой Тео тоже хохотали, уписывая ужин, пока Капитан осыпал Арлекина тумаками и затрещинами.

Панталоне в это время гримировался и надевал колпак, желтые остроносые туфли и громадный горб, зашитый в расползавшуюся по швам красную куртку.

Остывшим угольком из камина он навел себе колоссальные дугообразные брови – как и Коломбине, накинувшей полосатую косыночку и нарумянившей щеки и губы.

– Скажи, что делает супруга одна в отсутствие супруга? – вопросил Панталоне Коломбину, которая в это время посылала Капитану воздушные поцелуи – встав на сиденье стула, обозначавшего балкон.

– Я нахожу возможным лишь вас прилежно ждать, ничем другим не смею себя я занимать! – одарила Панталоне поцелуем жена.

– Тебе давно ребенка пора уже родить и прочие досуги, как водится, забыть! – Панталоне принялся гоняться за Коломбиной на негнущихся ногах. Догнав и завалив на другой стул, он принялся шарить у себя в штанах и что-то дергать – Арлекин за сценой сопровождал каждую попытку щелканьем деревянной трещотки, а под конец изобразил звук испускаемых ветров, вызвав восторг у крестьян.

– Сегодня почему-то солдат мой не стоит – пойду скорей в аптеку, чтоб это излечить! – Панталоне захромал прочь, а на балкон уже карабкался Капитан. Зацепившись шпагой за стул, Капитан долго чинил балкон, обхаживаемый Коломбиной, которая прижималась к нему, то и дело уворачиваясь от шпаги.

– Скорей в мои объятья приди, мой милый друг, пока не возвратился противный мой супруг! – пара слилась в поцелуе, а затем предалась самому разнузданному удовольствию – актер дергал тазом, Коломбина ахала от восторга.

Клод подавился костью. Откашливаясь, он не видел всех деталей свидания. Вытерев слезы, он заметил, что стул перед камином пуст – монах не выдержал и покинул зрительный зал.

На сцену вернулся муж-Панталоне. Он не сразу вошел в воображаемую дверь – его колпак теперь украшали развесистые рога, встреченные хохотом зрителей.

Капитан выхватил шпагу и проткнул рогоносца – из прорехи в куртке вывалились кишки – пучок веревок, когда-то красных, а теперь выцветших и посеревших, и опять раздалось пуканье.

Вино попало не в то горло – Клод из-за кашля не слышал ни слова, хотя актеры орали вовсю.

В конце Коломбина взяла в руки бубен и пошла кругом, вскидывая над головой руки. Ее стройное тело так грациозно изгибалось, длинные волосы струились по спине и летали вокруг – что Клод кинул в бубен еще один золотой. Мельник тоже добавил монетку, как и двое его приятелей. Третий порылся в заплечном мешке и подал Арлекину головку сыра. Капитан кинулся в драку, отбирая сыр, и под их взаимные тумаки представление закончилось.

Утром монаха и мельника с компанией уже не было, а комедианты задержались. Клод уселся за стол, занятый вчера крестьянами. Гийом завтракал вместе с ним, а Пепьер и глухой Тео седлали лошадей – перекусят в дороге.

– Милый синьор, ваша щедрость спасла нас от голодной смерти, – без разрешения присаживаясь за стол, проворковала Коломбина. Клод на всякий случай схватился за кошелек. Гийом насупился и придвинулся к хозяину.

– Хотите, добрый синьор, я станцую только для вас? – без обиняков спросила девушка. Клода передернуло. Девушка смотрела на него выжидающе, затем, уже совсем отбросив стыд, медленно провела по губам кончиком языка.

– Нет, – выдавил Клод. Она огорченно моргнула и обернулась назад, где за столом изучал дно пустой кружки Арлекин – кое-как смывший с себя сажу. Поймав ее взгляд, он в свою очередь поглядел на Клода, повторив движение языком и являя отсутствие передних зубов в черном провале рта. Клода замутило.

– Нет, – повторил он.

– Ну дайте я вам погадаю… – тихо попросила девушка.

– Ты что, цыганка? – удивился Клод. Огромный медный крест на худой груди девушки невозможно было не заметить.

– Нет, синьор, я католичка! – схватившись за крест, быстро заговорила девушка. – Еще мои дед и бабка крестились в христианство! Я из Валенсии. Испанский король велел всем морискам покинуть пределы королевства… Мы с братом, – кивок на Арлекина, – пытались уйти в Савойю – там нас гонят, не разрешают перейти границу. Нас отовсюду гнали, кроме Франции – ваш король очень добрый, синьоры…

Глядя на ее склоненную голову, Клод, проклиная себя за мягкотелость, вынул монету в пятнадцать су и вложил в руку Коломбины.

– Благодарю вас, синьор! – она опустилась перед ним на колени. – Да пребудет с вами Благодать Божья!

О том, что эта бедняжка обчистила его карманы, Клод узнал, уже подъезжая к Дамви.

Он закашлялся – комары так и липли к лицу, опять будет гроза, не иначе, и одного комара он проглотил. При попытке достать из кармана платок Клод обнаружил пропажу платка и стилета вместе с ножнами.

К счастью, кошелек был на месте. Платок – это ерунда, а вот стилет было жаль. Его подарил Клоду Амадор де Ла Порт – дядя Армана по матери – в честь поступления в Наварру. Стилет-мизерикорд входил в традиционное вооружение рыцарей-госпитальеров Мальтийского Ордена, где дон Амадор дослужился до командора. Этот стилет с узким трехгранным лезвием и мальтийским крестом на рукояти Клод обожал и берег – да вот не сберег.

Дав себе клятву никогда больше не проявлять мягкосердечие, Клод пришпорил Воронка – впереди показались ворота Дамви.

Из-за этой кражи он даже не смог как следует порадоваться удачной покупке – продавец, мсье Вилье, не торговался и выглядел как человек, не особенно понимающий, что и зачем он делает. Седой, с трясущимися руками, он согласился даже обналичить заемное письмо не в Турине, куда собирался немедленно возвратиться, а в Венеции, где банкир, давно работавший с семьей Бутийе, предоставлял более выгодные условия.