она прошла мимо меня в комнату.

Я замерла, держа в руках дверную ручку. Каро всё поняла: я и Куп, десять лет назад. Год назад. Сегодня. И теперь она пришла сказать мне, что я ударила её в спину. Пришла сжечь меня заживо. Зачем ещё она ломится мне в дверь посреди ночи?

Я тихо, медленно закрыла дверь, чувствуя, будто запираю себя в тюрьме, которую сама же и построила.

У меня за спиной заскрипели пружины матраса. Когда я обернулась, Каро смотрела на меня с моей кровати: маленькое грустное личико и нимб из чёрных волос на фоне белых простыней.

– Джесс, – сдавленно сказала она.

Моё сердце замерло. Всё должно было происходить не так. Я сползла на пол, опираясь спиной на стену, не в состоянии оторвать от неё глаз, в ожидании удара.

– Я должна тебе кое-что сказать, – её голос был настойчивым. – Я не могу больше держать это в секрете.

У меня ушла секунда на осознание.

– Что?

Она спрятала лицо в ладонях и потрясла головой, как будто это движение может что-то от неё отогнать.

– Это очень плохо.

Я не могла ничего сделать, кроме как смотреть на неё, напряжённо, с комком в горле. В комнате было темно, не считая серебристого света от щелей в занавесках; по нему можно было угадать, что уже почти утро. Куп, должно быть, проскользнул в свою комнату всего несколько часов назад, а теперь Каро оттуда выскользнула – как два корабля в ночи. Вид её, сидящей на моей незаправленной кровати, простыни которой были ещё тёплыми от тепла моего тела – её ресницы мокрые, на волосах серебристый свет, лицо такое открытое – был сюрреалистическим. После всего, что я сделала, чтобы держать её на расстоянии, вот она тут, так близко.

Только мы вдвоём, смотрим друг на друга.

Я осторожно заговорила: «Каро, я не думаю, что ты способна хоть на что-то плохое».

Это были неправильные слова. По её щеке пробежала слеза.

– Я тогда так устала от того, что меня обходили вниманием. Боялась всех потерять. Особенно тебя.

– Я не понимаю.

Она крепко зажмурилась.

– Это настоящая причина, по которой я думаю, что это он.

Я представила себе, как иду через комнату и убираю волосы с её лба, а потом почувствовала укол вины.

– Кто он? – спросила я вместо этого.

Каро открыла глаза, и даже в темноте мне был виден её стыд.

– Фрэнки. Это то, почему я думаю, что он убил Хезер. Она собиралась уничтожить его футбольную карьеру.

– Каро, мы уже знаем о родительском уик-энде и плане Хезер.

– Нет, не это. Кое-что другое. Кое-что, о чём мне не следует знать.

Я выпрямилась.

– Расскажи мне.

Прежде чем она заговорила, прошло длинное мгновение. Открыв рот, она осторожно посмотрела на меня, как будто ждала, что я схвачу её, потрясу и оттолкну в отвращении.

– В колледже Фрэнки начал принимать стероиды. Он сказал, что это временно, только чтобы дойти до финиша. Попасть в «НФЛ».

– Не может быть, – сказала я. – Он бы ни за что.

– Джек ему помогал. Когда Фрэнки надо было пройти тест на наркотики, Джек писал в стаканчик.

Джек? Соблюдающий все правила, религиозный Джек? Ему бы и в голову не пришло… Если только… Если только он не любил Фрэнки по-настоящему. Достаточно, чтобы рисковать не только скандалом, но и исключением.

Голос Каро стал тихим, а взгляд её устремился в стену у меня над головой, как будто она смотрела через портал в прошлое.

– На старшем курсе Хезер узнала. Ты помнишь, какой она была. Все должны были поступать правильно. Или так, как она считала правильным. Она сказала им, что они должны прекратить. Фрэнки умолял дать ему немного времени, ещё один анализ. Но она сказала им, что они должны прекратить, или она расскажет тренеру Фрэнки. Она была так зла на Джека. Я никогда не забуду выражения её лица.

Я начала было говорить, собираясь спросить о Хезер, но обратила внимание на странную формулировку: «Я никогда не забуду выражения её лица». По моему телу распространился мороз, руки похолодели, как будто из них медленно выходила кровь.

– Подожди, Каро. А как ты-то узнала?

Она помедлила. Эти тёмные глаза и серебристые волосы делали её сюрреалистическим созданием: Каро, но таинственная. Близко к человеку, которого я помнила, но чуть-чуть другая. И в тот момент я знала, что то, что сейчас последует – настоящая тайна, правда, которая заставила её бежать в ночи из её гостиничного номера к моей двери.

– Иногда я за вами следила, – сказала она. – Когда вы не знали, что я там.

Глава 24

Декабрь, выпускной курс

Каро

Каро была вынуждена признать правду, как бы это ни было ей отвратительно; даже среди «Ист-хаузской семёрки» (членство в которой предполагало равенство) существовала своя иерархия. Минт, само собой, наверху, за ним всеобщие любимчики Хезер и Джек. Фрэнки чуть ниже, но зато он снискал славу спортсмена. Джесс ровно посерединке. Она была лучшей подругой Каро и в то же время девушкой Минта, так что навечно застряла между ними, на границе между взлётом и падением. Ещё был Куп, которому глубоко плевать на иерархию. А уже потом, на самом дне иерархической лестнице, находилась Каро.

Раньше было не так. В первый год, когда они, как ей казалось, все вместе строили платформу от своего общежития для будущего парада, это занятие увлекло их всех, все тогда сплотились вокруг её идеи, хоть Кортни и ворчала, что это дурацкий конкурс поделок. И только посмотрите – в результате сложилась «ист-хаузская семёрка». Всё это время она втайне верила, что это её прямая заслуга и это позволяла ей чувствовать свою безусловную значимость, – они по праву принадлежали ей.

Если говорить совсем честно, иногда казалось, что одинокая девочка, коей она была раньше, выдумала их всех и оживила свою фантазию: идеальных братьев Минта и Фрэнки, и исключительно самоуверенную Хезер, похожую на тех девочек, на которых она пялилась в старших классах; и Джесс, сестру, которой можно рассказать любой секрет, придающего компании изюминку Купа, и Джека – человека, который её понимал; детство которого так болезненно перекликалось с её детством.

Поначалу ей хватало новизны того, что у неё есть друзья, огромного облегчения от этого факта. После того, как ты долго стоял в сторонке, наблюдая как другие дети, а позже другие подростки ходят на вечеринки с ночёвкой, собирают сладости на Хэллоуин, идут на выпускной бал (её родители всего этого не одобряли) наконец принадлежать,