С тех пор я искал следы Джастина в интернете много-много раз, но нигде ничего не нашел. Могу только предположить, что или он умер, или уехал куда-то далеко-далеко, или же знал, что случилось со всеми нами, но решил молчать и не вмешиваться. Какова бы ни была правда, я в душе был даже рад. Но когда он только исчез, я стал скучать по нему. Поначалу он мне не нравился, но он оказался наименьшей из моих гребаных проблем.

* * *

Прошло несколько месяцев. Лето сменилось зимой. Я взял на себя заботы об аптекарском огороде Джастина. Дэвид всячески поощрял мое занятие, поскольку оно соответствовало его идеологии. Дети должны усердно трудиться, делая полезные вещи. Им не нужны навыки, которые привели бы их в уродливую пасть капитализма. Он даже не догадывался, какие книги спрятаны под моей кроватью, равно как и о том особом наборе навыков, который я развивал. Каждый вечер я приносил тому, кто готовил в этот день еду, горсть свежего базилика и свежей мяты, за что меня ласкали и хвалили. Однажды вечером, увидев, как я под дождем укрываю какие-то новые нежные саженцы, Берди даже набрала мне ванну.

— Ты молодец, — сказала она, протягивая мне полотенце, когда я поднимался по лестнице. — Дэвид очень доволен тобой.

Дэвид очень доволен тобой.

Я хотел укусить ее, как собака.

Как и следовало ожидать, Салли не смогла снять квартиру в Хаммерсмите и по-прежнему спала на диване в той квартирке в Брикстоне, и теперь начала говорить о переезде в Корнуолл.

Однажды вечером она заявилась в дом, с Фином и Клеменси, на три часа позже после того, как брала их с собой на вечеринку к подруге, где, судя по ней, она сильно напилась. Я не раз видел пьяных взрослых, когда мои родители еще общались с другими людьми и каждые выходные устраивали вечеринки. Но я не уверен, что видел кого-то в том состоянии, в каком Салли была в тот вечер.

— И после этого, — услышал я голос Дэвида. Казалось, он вот-вот взорвется от гнева, — ты еще надеешься, что кто-то позволит этим детям жить с тобой? Посмотри на себя!

— Ты! — бросила в ответ Салли. — Кто бы говорил! Посмотри на себя! Кто, по-твоему, ты такой? Да ты просто жалок. Жалок. Ты и эта уродина. И бог знает, кого еще ты здесь трахаешь. Один господь знает.

Я видел, как Дэвид пытался вытолкнуть Салли за дверь. Ему явно хотелось врезать ей, но он нашел в себе силы сдержаться.

Но тут появилась моя мама.

— Давай я сделаю тебе кофе, — сказала она, беря Салли за локоть, и посмотрела на Дэвида — мол, только без рукоприкладства. — Пойдем. Посидишь, придешь в себя.

Сделав вид, будто я не в курсе, что тут у них происходит, я мгновение спустя шагнул в кухню.

— Просто хочу попить воды, — объяснил я, хотя всем до меня не было никакого дела. Я притворился, что ухожу, а сам юркнул за дверь кладовой.

Салли тихо плакала, прижимая к лицу платок. Было слышно, как она сказала:

— Прошу тебя, присматривай за ними. Очень прошу, ради меня. Я просто не знаю, смогу ли я когда-нибудь… — Остальные ее слова заглушил гудок проплывавшей мимо нашего дома баржи. — Я беспокоюсь. Фин рассказывал мне, как его заперли в комнате, хотя и понимаю, да, он совершил дурной поступок. Да, я знаю, что Генри мог утонуть. Но ведь это так… жестоко, да? Взять и запереть ребенка? Он такой холодный человек…

— Ты знаешь, каким бывает Дэвид, — ответила моя мама. — Это его способ удержать всех вместе. Он спас нас, Салли. Действительно спас. До него я не видела смысла своего существования. Но теперь я просыпаюсь каждое утро и чувствую себя счастливой. Я радуюсь, что живу. Я радуюсь самой себе. Я не разоряю планету. Я не граблю землю. Я не способствую глобальному потеплению. Мои дети, когда вырастут, не будут сидеть за стеклянными столами и отбирать деньги у бедных. Я просто жалею о том, — сказала она, — что Дэвид не появился в нашей жизни гораздо раньше.

Либби колотит кулаками по двери. Через секунду к ней присоединяется Миллер. Это крепкая противопожарная дверь. Он подходит к окну, чтобы посмотреть, нельзя ли бежать через него. Увы, оно наглухо закрыто, а под ним никакой лестницы — лишь отвесная стена высотой в десять этажей.

Они снова ищут в комнате свои телефоны, но тех нигде нет. Через полчаса они прекращают это занятие и уныло садятся на пол, прислонившись спинами к кровати.

— И что теперь? — спрашивает Либби.

— Давайте подождем полчаса, а потом я попытаюсь ее выбить.

— Почему вы не хотите попробовать выбить ее прямо сейчас?

— Знаете, я не такой силач, как может показаться. У меня застарелая травма спины. Я должен действовать осторожно.

— Тогда даю вам десять минут отдыха, — говорит она.

— Хорошо, десять так десять.

— В какие, черт возьми, игры он, по-вашему, играет? — спрашивает она.

— Не имею ни малейшего представления.

— Как вы думаете, он собирается убить нас?

— Это вряд ли.

— Тогда почему он запер нас здесь?

— Может быть, случайно?

Либби недоверчиво смотрит на него.

— Вы ведь сами не верите в это, не так ли?

Будильник показывает 7.37 утра. Либби все еще пытается подсчитать, на сколько она опоздает на работу, когда раздается стук в дверь. Оба тотчас выпрямляют спины. Вслед за стуком слышится голос. Это голос Фина, и он обращается к одной из кошек. Им слышно, как он сюсюкает с ней. Либби и Миллер вскакивают на ноги и вновь начинают колотить кулаками в дверь спальни.

В следующий миг дверь открывается, и Фин смотрит на них.

— О господи, — говорит он и закрывает ладонью рот. — О господи. Ради бога, извините. У меня есть ужасная привычка ходить во сне. Я уже не раз забредал к гостям в их комнату, а однажды даже пытался лечь к ним в постель. Поэтому, прежде чем самому лечь спать, я на всякий случай запер вас. А когда сегодня утром проснулся, то решил отправиться на пробежку. И напрочь забыл о вас двоих. Честное слово. Извините. Умоляю вас. Давайте лучше позавтракаем.

— Я не могу. Я опаздываю на работу.

— О, просто позвоните коллегам и скажите им, что случилось. Я уверен, что они поймут. Давайте. У меня есть свежий апельсиновый сок и все такое. Сегодня снова такой прекрасный день. Мы можем позавтракать на террасе. Очень вас прошу.

Он вновь упрашивал и умолял их, как и накануне вечером. Либби почувствовала себя загнанной в угол.

— Почему вы не сказали нам вчера, — говорит она, — что собираетесь запереть дверь? Почему не предложили нам запереться изнутри?

— Было очень поздно, — ответил он, — и я был пьян и плохо соображал.

— Вы до смерти напугали нас. Я не знала даже, что и думать, — упрекает его Либби. Но постепенно напряжение последних минут начинает ослабевать.