Он пристально смотрел на меня. Я видел, что он колеблется, не зная, остаться ему или убежать. Но через секунду дверь открылась, и на пороге возник Дэвид. Он посмотрел на меня, затем на Фина и снова на меня. Его плечи поднялись, рот сжался. В эти мгновения он напоминал животное в клетке, готовое в любой момент наброситься на вас.

— Входите, — медленно процедил он сквозь зубы.

И тогда Фин повернулся и побежал. Увы, его отец был выше и сильнее. Он в два шага догнал Фина, прежде чем тот успел свернуть за угол, и повалил его на тротуар. С вызовом задрав подбородок, я наблюдал за ними. Мои зубы клацали от холода, я обхватил себя руками, пытаясь согреться.

В дверях показалась моя мать.

— Что тут у вас происходит? — спросила она, вглядываясь поверх моей головы. — Что, скажи на милость, ты натворил?

— Фин столкнул меня в реку, — пробормотал я, по-прежнему клацая зубами.

— Боже мой, — ахнула мама, втаскивая меня в дом. — Господи. Садись. Снимай мокрую одежду. Какого черта ты?..

Но я не вошел в дом и не снял одежду. Я стоял и смотрел, как Дэвид тянет своего взрослого сына через тротуар, словно лев пойманную жертву.

Вот и все, подумал я, вот и все.

В среду утром, после двух ночей в простеньком пансионе и пересечения оставшейся части довольно бурного Ла-Манша, Люси берет в Портсмуте напрокат машину, и они отправляются в Лондон.

Когда она покидала Англию, была зима, и ей казалось, что там всегда холодно. Что деревья всегда голые, а в ненастную погоду люди всегда тепло одеты и кутаются в шарфы. Но сейчас в Англии разгар долгого жаркого лета, и улицы полны загорелых, счастливых людей в шортах и солнечных очках, тротуары заставлены столиками уличных кафе, в фонтанах плещется ребятня, а у магазинов стоят шезлонги.

Сидя на заднем сиденье, Стелла таращится в окно машины; на коленях у нее устроился Фитц. Она еще ни разу не покидала Францию. Ни разу не покидала Лазурный берег. Ее короткая жизнь протекала исключительно на улицах Ниццы, между «Голубым домом», квартирой бабули и детским садом.

— Как тебе Англия? — спрашивает Люси, глядя на нее в зеркало заднего вида.

— Мне нравится, — говорит Стелла. — У нее хорошие цвета.

— Хорошие цвета?

— Да. Деревья очень зеленые.

Люси улыбается, и Марко, сверившись с картой на телефоне, указывает ей следующий поворот к автомагистрали. Через три часа Лондон начинает появляться в виде довольной облезлых пригородов. Люси видит, как Марко припал к окну, ожидая увидеть Биг-Бен и Букингемский дворец. Ее сын мечтает полакомиться гамбургерами и куриными наггетсами и походить по магазинам подержанной бытовой техники.

Наконец они переезжают реку. Лондон встречает их великолепным солнечным днем: река сверкает и переливается упавшими в нее алмазами света. Дома на Чейн-Уолк как будто омыты солнцем.

— Вот мы и приехали, — говорит она Марко. — Это тот самый дом.

— Который? — спрашивает тот, слегка затаив дыхание.

— Вон тот, — говорит Люси, указывая на дом номер шестнадцать. Ее голос звучит спокойно, но сердце болезненно бьется.

— Тот, с заколоченными окнами? — говорит Марко. — Вон тот?

— Да, — отвечает она, глядя на дом, одновременно выискивая глазами место для парковки.

— Большой, — говорит он.

— Да, — соглашается она. — Это точно.

Странно, но теперь, когда она смотрит на него глазами взрослого, дом выглядит меньше. В детстве она думала, что это особняк. Теперь она видит, что это просто дом. Красивый, но все же просто дом.

Становится ясно, что возле дома им не припарковаться, и они переезжают на другой конец Кингс-роуд. Чтобы припарковаться здесь, требуется загрузить в телефон специальное приложение.

Тридцать градусов, жара, как на юге Франции.

К тому времени, когда они подходят к дому, все трое обливаются потом, собака задыхается. Деревянный щит на двери заперт на навесной замок. Они становятся в ряд и разглядывают здание.

— Ты уверена, что это тот самый дом? — уточняет Марко. — Как здесь вообще кто-то может жить?

— Сейчас здесь никто не живет, — говорит она. — Но мы зайдем внутрь и будем ждать, пока придут другие.

— А как мы в него зайдем?

Люси глубоко вдыхает.

— Следуйте за мной.

На следующее утро Либби просыпается от яркого солнечного света. Она проводит рукой по полу под кроватью, затем шарит на тумбочке, пытаясь найти телефон. Его там нет. Воспоминания о ночи расплывчатые и туманные. Она резко садится и оглядывается по сторонам. Она в крошечном белой комнате, лежит на очень низкой деревянной кровати с огромным матрасом. И Миллер тоже.

Либби инстинктивно прижимает простыню к груди и только потом понимает, что она одета. На ней топик, в котором она была накануне вечером, и нижнее белье. Она смутно помнит, как, пока Миллер находился в ванной, стаскивала шорты.

Она смутно помнит, как полоскала рот зубной пастой, и чувствует, что та все еще липнет к зубам. Она смутно помнит много вещей.

Она в квартире Фина.

Она в постели с Миллером.

Они оба одеты и лежат «валетом».

Прошлой ночью Фин наливал им бокал за бокалом вина. И с пугающейся настойчивостью убедил их остаться на ночь в его доме.

— Не уходи, — повторял он. — Прошу тебя. Я только что нашел тебя. Я не хочу снова тебя терять.

— Вы меня не потеряете, — ответила она. — Теперь мы практически соседи. Смотрите! — И она указала через реку на благородный ряд домов, в числе которых был и номер шестнадцать.

— Прошу вас, — умолял он. Его длинные ресницы касались его идеальных бровей. — Это лучше, чем спать там на грязных старых матрасах. Оставайтесь. Утром я приготовлю вам вкусный завтрак! У меня есть авокадо. Ведь вы, миллениалы, любите такие вещи, не так ли?

— Я предпочитаю яйца, — ответил Миллер.

— Вы на самом деле миллениал? — спросил его Фин и, прищурив глаза, смерил слегка язвительным взглядом.

— Почти, — ответил Миллер. — Но что там с авокадо?

Либби смотрит на будильник на тумбочке: если она уйдет через восемь минут, то к девяти часам успеет на работу. Что лично для нее поздно, но ничего страшного с точки зрения телефонных звонков и заглядывающих с улицы клиентов.

Она надевает шорты и заставляет себя подняться с низкой кровати.

Миллер шевелится в постели.

Она смотрит на него.

Либби замечает на его плече, там, где рукав футболки задрался вверх, татуировку. Она терпеть не может татуировки. Что в наши дни создает для нее немало проблем при знакомстве с мужчинами. Но Миллер выглядит симпатично, этого у него не отнять. Мягкий и милый.