– Да черт тебя дери, Гегель! Ты уже утомил своими намеками. Мы чисты, так? Я считаю, что причина твоих волнений – твои же собственные извращенные мысли.

Приняв по ошибке молчание брата, который кое-что вспомнил и содрогнулся от воспоминания, за признание вины, Манфрид немного успокоился:

– В общем, мы ее осмотрим.

– Позже, когда у нас будет нормальное солнце, не такое слабое, – сказал Гегель, стряхивая с себя воспоминание о Николетте, как неприятные объятия пьяных родственников.

– Чем скорее, тем лучше.

– Я ничего не вижу.

– Их ведь можно нащупать, – возразил Манфрид, вытянув руки к Гегелю и шевеля грязными пальцами. Тот чуть не взорвался, но вовремя заметил лукавый огонек в глазах брата.

– А теперь кто извращенные мысли думает? – рассмеялся Гегель, и оба вернулись к арабским мечтам.

В конце концов проснулся священник, который уже позабыл о своей ране и потому вскрикнул, потянувшись за миской талой воды. После этого братья и Мартин не стали тратить время зря и приготовились выступать в путь.

– Пока не поехали, – сказал священнику Гегель, – у нас там кое-кого тоже надо осмотреть.

– В фургоне? – переспросил Мартин, протирая глаза.

– Если посмеешь, – сплюнул Манфрид, которого возмутило, что задание досталось не ему.

– Вы что, его до сих пор не осматривали?! – ахнул окончательно проснувшийся Мартин.

– Поскольку она не разговаривает – с нами, во всяком случае, – мы все ждали подходящего случая, – стыдливо объяснил Гегель.

– Она? О, понимаю, – сказал Мартин, с глаз которого наконец спала пелена. – Тогда я проведу осмотр. Если она поражена заразой, готовы ли мы совершить необходимое?

– Еще как, – ответил Гегель и посмотрел на брата.

– Да готовы, готовы, – проворчал Манфрид чуть менее решительно.

– Благослови Бог вас обоих, – сказал Мартин и вошел в фургон.

Женщина недовольно нахмурилась, глядя на Манфрида, когда священник задернул за собой полог, а затем некоторое время бормотал что-то, обращаясь к обитательнице фургона. Потом священник вылетел наружу – он побледнел, и его била крупная дрожь. Гегель положил руку на рукоять кирки, а Манфрид сразу потребовал ответа:

– Ну что?

– Вполне чисто, – облизнул губы Мартин.

– В каком смысле?

– Гладко. Ее, хм, подмышки в порядке, а другое…

– Другое?

– Другое я не видел. Но на ощупь…

– На ощупь!

– Да. На ощупь все в порядке. Разумеется, чтобы знать наверняка, мне нужно увидеть, но не думаю, что…

– Даже не думай!

– Манфрид! – пристыдил брата Гегель. – Не забывай, с кем разговариваешь. Все чисто, святой отец?

– Чисто, как вода в колодце, – ответил Мартин. Он уже овладел собой. – И гладко, как пух. Святой Рох благословил ее, как и нас.

– Ну, тогда поехали!

Гегель и Манфрид помогли священнику забраться на козлы.

– Я б тысячу святых убил за кусок мяса, – вздохнул Манфрид, вытаскивая из мешка сыр.

– Братец! – возмутился Гегель и бросил на него убийственный взгляд.

– Не нужно отступать от привычной манеры разговора из-за меня, – улыбнулся Мартин. – Я-то знаю различие между обиходным выражением и преднамеренным грехом.

– Видишь? – Манфрид откусил кусок, но заметил, что Мартин жадно косится на еду. – Хочешь попробовать?

– Был бы премного благодарен.

– Тогда бери, и еще хлеба в придачу.

Теперь уже Манфрид пронзил брата убийственным взглядом. Священник быстро разделался с едой, а когда они остановились через некоторое время, чтобы очистить дорогу, Манфрид неуклюже перелил немного пива в бутылку, и все выпили. Спутники окинули взглядом дорогу впереди: все те же безлюдные горы и чахлые, засыпанные снегом деревца.

– Дорогая моя лошадь пала недалеко отсюда, и я забрал от ее тела все, что мог унести, – сказал Мартин. – Быть может, волки оставили что-нибудь из того, чего унести я был не в силах.

– Не надейся, что пес человеку что-то оставит, – самодовольно поделился житейской мудростью Гегель.

– Что ж, братья. – Мартин повертел головой, поскольку оказался зажат на козлах между Гроссбартами. – Прошлой ночью я разделил с вами свое бремя, теперь, наверное, вам пора разделить свое?

– Да нет у нас бремени, – сказал Манфрид.

– Но у всех нас есть свое бремя. И по личному опыту скажу, что духовный груз нести куда тяжелее, чем тот, что взвален на смертную спину. Как вы оказались на дороге, где нашли меня? Куда направляетесь? Где уже были?

– Это больше дело Девы Марии, чем наше, и уж точно, чем твое, – бросил Манфрид и снова отхлебнул из бутылки.

– Ну, как хотите, – сдался Мартин. – Но, во имя своего спасения, расскажите мне, что произошло с тем чудовищем, которое вы, как сами сказали, убили.

– Да нечего особенно рассказывать, – пожал плечами Гегель, отбирая у брата бутылку. – Увидели демона, убили демона.

– Так просто?

– Даже проще, – фыркнул Манфрид, возвращая себе пиво.

– Расскажите. Прошу вас.

– Ну ладно, – сказал Гегель и вполне достоверно описал их приключения в Трусберге.

Манфрид вмешивался лишь там, где считал нужным умерить словоохотливость брата в вещах деликатных, вроде кладбищ и склепов.

– Невероятно. Но, говорите, вы руки наложили на демона?

– Ага, когда он лез в желудок к Эннио. Но выскользнул. – Гегель надеялся, что его неудачу разбирать подробно не будут. – Этот хер драный все время пытался нас облапать.

– Ножки у него оторвались, гноем нас измазали. Зато мы все, что смогли, сделали для этого несчастного чужеземца, – проворчал Манфрид, хмуро глядя на пустую бутылку.

– Позвольте взглянуть, – встревоженно сглотнул Мартин. – Позвольте осмотреть вашу кожу там, где она касалась его.

Братья одновременно пожали плечами и показали монаху ладони, обожженные гноем демона. Поначалу Мартин не хотел их трогать, но затем принялся тыкать пальцем и сдавливать, затем наклонился вперед и понюхал. Потом резко отшатнулся и замахал руками.

– Несмотря на зловоние, ладони ваши, похоже, не заражены, – прогундосил Мартин. – Только не ешьте и не пейте из ладоней, пока они не вернутся в норму.

– Это почему? – удивился Гегель, почесывая свой обожженный череп.

– Потому что их демон испачкал, тупица!

– Гм, да. Удивительное дело. Как я вам уже говорил, все, кто прежде касался этой твари, становились ей обителью, но вас двоих эта участь миновала. Вы молились святому Роху?