была Нонна Михайловна. До последнего верил в это и Пилюлькин, но то, что на сцене лежит вожатый и дергается не в такт музыке, его в конце концов насторожило, и он пошел посмотреть, что же случилось.

К счастью, все остались живы и даже были довольны концертом, который завершился ровно на середине. Особенно радовалась Ленка, из-за того что в панике про нее все забыли и она не опозорилась на сцене. Тридцать ее маленьких зомби, которым после концерта Галя разрешила сходить на склад и напугать Бороду, тоже остались довольны, потому что Борода стал смешно заикаться.

В последующие три дня некоторые проблемы с речью наблюдались и у Женьки, но его больше расстраивало то, что волосы теперь стали не такими послушными, как раньше, и укладывать их приходилось на полчаса дольше, однако некоторый объем ему был даже к лицу.

Виталику сказали, что конкурс он выиграл, но он этого не услышал, потому что слышать что-либо стал только на следующий день.

Понравился ли концерт Пилюлькину, осталось неизвестным, так как в то время, пока Нонна Михайловна пыталась это выяснить, он приводил Женьку в чувство, но обещал вернуться к ее вопросу, как только закончит реанимационные мероприятия.

И только Леха вышел из главного корпуса каким-то расстроенным. Стоя на улице у стеклянной двери, он протянул нам четыре таблетки и сказал, что после всего случившегося мы должны непременно их съесть.

– Это яд? – с надеждой спросил Женька.

– Пофигин форте, – ответил Леха. – Так я буду уверен, что ночью вы будете спать и больше ничего не натворите.

По виду это была обычная аскорбинка, которую на сдачу давали в аптеках и которой Пилюлькин одаривал каждого, кто попадал в изолятор, но Леха так уверенно сказал, что это успокоительное, что мы поверили и попросили еще несколько штук про запас.

– Так странно, – сказал Леха и достал из кармана еще четыре упаковки аскорбинки, – в то, что это пофигин, вы верите, а в то, что Дерево любви волшебное…

– Леша, – перебила его Анька, – спасибо тебе большое! За все.

Обладало ли Дерево любви волшебной силой или все это выдумал старший физрук, который больше всего на свете ненавидел скуку, сказать было трудно. С одной стороны, возможно, Леха был прав и они с Иваном да Марьей действовали сообща, но с другой – нет ничего проще, чем свести вместе двух жаждущих любви двадцатилетних вожатых. Здесь и волшебства никакого не нужно. Достаточно сделать так, чтобы они друг на друга посмотрели, а дальше – как с яблоневым садом: все делает природа. Главное – не перепутать саженцы, а дендролог из Лехи, как и из Бороды, был плохой.

– Не знаю, что там с Деревом, но эти успокоительные таблетки не работают точно! – После отбоя Анька носилась по вожатской и то и дело выглядывала в окно. – Не пофигин, а виагра какая-то! Может, он что-то перепутал?

– Может, ты пойдешь уже? Он имел в виду, чтобы мы пельмени больше не варили, а про вас с Сашкой он в курсе, тем более сам же все это и устроил.

Анька села рядом и взяла меня за руку.

– Ты серьезно? Я правда могу пойти? – Не дожидаясь ответа, она схватила подушку и обняла ее. – Как думаешь, он еще в этой простыне?

Я взяла сборник Губанова и сделала вид, что занята чтением какой-то его поэмы.

– Пилюлькину только не попадитесь. Если его пельмени так впечатлили, то страшно представить, что будет, если он увидит вас в этих простынях: где «голова», где «ноги»?

Рыжие кудри рассыпались по подушке, послышался приглушенный смех.

– Да что тут представлять? – Анька встала с кровати и вышла на середину вожатской, изображая Пилюлькина. – Будет бубнить такой на планерке: «Я видел это! И разум мой был помрачен. Не под покровом ночи, не за глухими стенами и заборами, а с белой простыни! Дщерь человеческая даровала мужчине свой пац-цалуй!»

– Ай, иди уже, исчадие разврата и порока!

Рыжее исчадие еще дважды пронеслось туда-сюда по вожатской, собирая нужные для ночного побега вещи, и снова остановилось у окна.

– А Ринат придет?

– Какое интересное стихотворение, не находишь?

«Что мне делать с ней, отлюбившему,

Отходившему к бабам легкого?..

Подарить на грудь бусы лишние,

Навести румян неба летного?!»

– Нет, я серьезно. – Приставучая Анька забрала у меня книгу и потребовала немедленного ответа: – Он же тебе нравится, да?

– Не до такой степени, чтобы сидеть ночью у окна и высматривать в темноте свет его фонарика.

В доказательство того, что я точно не буду этим заниматься в ее отсутствие, я встала с кровати и попробовала задернуть шторы, но вместо этого только сделала на одной из них новую затяжку – слишком они были узкие. Зато кружевного тюля хватило на всю ширину окна, и я тщательно занавесила его, аккуратно расправив складки и неровности.

– Ну и зря, – сказала Анька, выбежала в коридор, затем вернулась и погасила мне свет. – Так фонарик будет виднее, и если что, ключ от чилаута в тумбочке.

Дверь закрылась, и я опустилась на стул, с изумлением разглядывая свои руки. Фонарь находился как раз напротив окна вожатской, и каждую ночь его свет мешал спать. В комнате всегда было светло, как днем. Как-то Леха посоветовал нам прицепить за шторные крокодильчики два покрывала с рисунком «турецкий огурец» и тем самым навсегда избавиться от этой проблемы. Но как же хорошо, что мы этого не сделали!

Проходя через кружево, свет фонаря проецировал на блеклые стены и потолок цветы: лилии и розы, собранные в пышные букеты. Они светились нежно-фиолетовым светом и покрывали все вокруг: стол, стулья, мой сарафан, руки, Сережину гитару. Хотя какая же это теперь гитара? Это Альдера, и никак иначе. Видел ли когда-нибудь Сережа свою ненаглядную Альдеру в таком откровенном наряде? Ни стыда ни совести. Теперь неудивительно, что и у нее появился тайный любовник.

Погрозив Альдере пальцем, я подошла к зеркалу. На парижских каштанах тоже расцвели розы и лилии. Чтобы их стало больше, я распустила волосы и сняла с плеч лямки сарафана. Цветы теперь были на плечах и спине. Захотелось снять его совсем, но сначала я решила узнать, что было на планерке. С Женькиным блокнотом я забралась на кровать и открыла его на завтрашнем числе.

«Утро: противное спортивное мероприятие – футбол (вожатые против первого отряда).

День: подготовка к празднику русской народной песни.

Вечер: праздник русской народной песни».

Дальше Женька написал три варианта русских народных песен, тексты которых