Я задумалась. Если бы Иван не был фигуристом? Я не могла представить, возможно ли это? Разве что в какой-то другой вселенной. Судя по тому, что говорила мне Карина, когда мы были подростками, он катался с трехлетнего возраста. Дедушка привел его на каток, и это была любовь с первого взгляда. Это стало всей его жизнью. Однажды она сказала мне, что у него никогда не было подружки. Была пара девушек, с которыми он когда-то давно встречался, но ничего серьезного. Ведь у него было то, что он любил больше всего на свете.

Я его понимала. Правда понимала.

Не то чтобы я хотела найти у нас общие черты, но я понимала. У меня тоже была пара парней, с которыми я встречалась недолго, но ничего серьезного, и это было много лет тому назад. Одним из них был парень, которого я выбрала для того, чтобы наконец расстаться с девственностью на заднем сиденье внедорожника, когда мне было девятнадцать лет, а другой был бейсболистом, который был очень похож на меня – тем, что был слишком сосредоточен на своей карьере. Со всеми остальными я встречалась не более одного раза.

Ничто и никто никогда не вставал между моими мечтами и мной.

И я не могла вообразить себе реальность, в которой Иван и лед не были бы единым целым, потому что он был точно таким же, как я. Таким же ущербным. Да, надоедливым, но ущербным.

– Я не могу представить себе, чтобы он занимался чем-то еще, – заставила я себя ответить, к несчастью, честно.

Сидя рядом со мной, он тоже пожал плечами, словно представления не имел о том, кем еще он мог бы стать.

Должно быть, Аманда заметила нашу реакцию, потому что потом она спросила:

– А как насчет Джесмин?

Иван ответил, ни секунды не сомневаясь:

– Да то же самое.

– Ничего другого, – подтвердила я, не желая напоминать себе о том, что у меня был план Б. Я его разработала, когда меня начала тревожить моя карьера на льду. Но не было необходимости думать о другой жизни больше, чем я уже думала. Взглянув на Ивана, я увидела, что он смотрит на меня с самодовольным выражением на своем дебильном, безупречном лице.

Потом этот засранец беззвучно проговорил: смертью с косой.

Я даже не соизволила закатить глаза.

– Если бы Иван мог встретиться с одним из живущих или умерших людей, кто это мог бы быть?

Я хотела сказать Джеффри Дамер[18], но Аманда смотрела на меня, поэтому я решила сказать «Иисус».

Наступило молчание, а потом прозвучало: «Правильно».

Я воздержалась от ухмылки. Он нес такую чушь!

– А Джесмин?

Взглянув на него, я увидела, что лицо Ивана стало задумчивым, а потом он ответил:

– Стивен Кинг.

Не дожидаясь, пока женщина спросит меня, правда ли это, я нахмурилась и спросила:

– Почему?

– Он – автор твоей любимой книги.

Я моргнула.

– «Мизери»[19].

Он, вероятно, не знал, что на самом деле я ее не читала. Я брала аудиокниги в библиотеке, но это было не менее увлекательно. Но я не могла поправить его, поэтому сумела лишь кивнуть и произнести «угу». Я поищу ее потом или спрошу у маминого мужа. Он много читает.

Аманда странно посмотрела на нас, но продолжила:

– Что предпочитает Иван, книги или журналы?

– Журналы.

– А Джесмин?

Иван хихикнул:

– Книжки с картинками.

Посмотрев на него, я моргнула, нутром чувствуя опасность и настораживаясь.

– Почему книжки с картинками? – спросила я его, при этом неприятное ощущение у меня в груди нарастало, и я приготовилась к самому худшему.

Он усмехнулся:

– Не думаю, что когда-нибудь видел тебя читающей. Моя сестра обычно зачитывает тебе все меню.

Не знаю, покраснела ли я, но у меня было ощущение, что после его замечания все мое тело, начиная от пупка и выше, стало совершенно красным. Карина действительно всегда зачитывала мне меню. Мне даже не приходилось просить ее об этом, просто она всегда так делала. Мне не было стыдно за то, что я заставляю ее делать это, потому что она делала это не из жалости, а потому что так было быстрее, чем если бы я, не торопясь, читала его.

Но я никогда не замечала, чтобы кто-то обращал на это внимание, осуждал меня или делал собственные предположения на этот счет. Он был не первым, кто, но…

Мне это не понравилось. Совсем не понравилось.

Сглотнув, я стремительно перевела взгляд обратно на Аманду, напряженно глядя на нее и пожимая плечами.

– Я люблю аудиокниги, – поправила я его.

– Я тоже, – быстро согласилась она.

Мне нечего стесняться, говорила я себе примерно миллион раз, начиная с четырехлетнего возраста. Я прошла долгий путь. Не было ничего постыдного в том, что я не обучаема. Вообще ничего. Мне потребовалось много труда для того, чтобы научиться читать так хорошо, как я читала… но все равно это отнимало у меня слишком много времени, это единственное, что мешало мне. Я не любила читать, потому что мне для этого требовалось слишком много времени. Я также не любила числовые последовательности. Я обучалась, слушая и действуя. Но я не была дурой.

И я была чертовски уверена в том, что мне не понравилось, что именно Иван, а не кто-то другой пошутил над этим.

Мне так это не понравилось, что мне уже на него не хотелось и смотреть. Как и в следующие двадцать минут, когда я односложно отвечала на вопросы, если могла выговорить ответ. Я позволила Ивану вести разговор и отвечать почти на все вопросы. Избегая других вопросов о моем бывшем. Тогда Аманда, кажется, успокоилась.

В какой-то момент Иван дважды пихнул меня ногой, но я не ответила ему тем же. У меня не было настроения.

Когда время истекло и у меня брякнул телефон, сообщая о том, что час, отведенный для интервью, закончен, Иван встал, ткнув меня локтем, приглашая последовать его примеру. И я последовала. Но, как и прежде, не глядя на него. И от этого мне тоже стало противно.

– Был рад познакомиться с вами, – сказал Иван, потряхивая руку Аманды.

Я просто кивнула и пожала ее руку.

– Спасибо, – пробормотала я, как кретинка, но мне было наплевать.

Я не думала, что Карина когда-либо рассказывала кому-то о моих проблемах с… чтением. Однажды мама даже намекнула, чтобы я всем рассказала о своей необучаемости, но я ответила ей отказом. Не потому, что не хотела, чтобы все жалели меня. Я получила сполна, когда была ребенком, и все ломали голову, почему мне так трудно было выучить алфавит, а потом научиться читать и писать. Я никогда не позволяла своим родственникам чрезмерно опекать меня. Мама обычно говорила, что я скорее всю ночь не ложилась бы спать, нежели попросила кого-то о помощи.