А потом, съежившись в кресле, я повернулась, чтобы посмотреть на Ивана, и, принудив себя нацепить на лицо подобие улыбки, пробормотала: «Спасибо тебе» так, будто каждое слово выдирали из моего рта клещами.

– Не стоит беспокоиться, – ответил он, а потом улыбнулся: – Под каким мостом ты живешь и как туда добраться?

– Терпеть тебя не могу.

Он хихикнул, сдвинув очки на переносицу, и посмотрел вперед.

– Куда?

Я наморщила нос, но указала ему начальное направление, молча наблюдая за тем, как он сворачивает на одну дорогу, а потом на другую, прежде чем направить красивую бесшумную машину на автостраду. Отвернувшись, я стала смотреть в окно, потом взглянула на большой экран, встроенный в приборную доску, а потом опять посмотрела на Ивана, решив, что он не видит меня. Меньше всего мне хотелось, чтобы он поймал меня на том, что я поглощена тем, что рассматриваю его идеальной формы нос и отмечаю, как красиво он смотрится в профиль, не диссонируя с остальными чертами лица. У него был очень чувственный рот, и я слышала, как о нем болтают девочки-подростки постарше. Скулы и надбровные дуги были соразмерны другим чертам его лица. По-моему, его лицо напоминало мне облик, который мог бы принадлежать какому-нибудь принцу или типа того. Царственный.

Но я бы ни за что не призналась в этом.

И, видимо, это не имело значения, потому что это красивое лицо с безупречной кожей было истинным воплощением дьявола.

– Сделай фотографию, она останется надолго, – совершенно внезапно проговорил Иван, растягивая слова.

Я дернулась и подумала было отвернуться, но решила, что так будет еще хуже.

– Сделаю. Думаю, нужно добавить в энциклопедию статью о кретинах, а твою фотографию можно использовать в качестве примера.

Убрав руку с руля, он поднес ее к сердцу:

– Ой!

Я фыркнула:

– О, прошу тебя.

Он посмотрел на меня через дурацкие темные стекла, прикрывающие его глаза.

– Что? Тебе не кажется, что ты обидела меня?

– Чтобы обижаться, нужно иметь сердце.

Он по-прежнему прижимал руку к груди:

– Ой, Джесмин. Правда. А у меня есть сердце.

– Если оно сделано из дерева, прутьев и камней и окрашено в красный цвет, то это не считается.

Тот уголок его рта, который был мне виден, слегка дернулся.

– Я слепил его из глины, Фрикаделька. Поверь мне.

Я не собиралась верить ему. Я правда не доверяла ему. Но, хихикнув, я отвернулась, как будто если он ничего не заметил, то этого на самом деле и не было.

– Знаешь, мы могли бы поладить, если бы постарались, – сказал он через мгновение, пока я сидела, все еще отвернувшись к окну.

Мне захотелось посмотреть на Ивана… потому что человеческое лицо способно мало что скрыть, тем более лицо, которое, как мне казалось, было мне так хорошо знакомо, но я усердно пялилась в окно. Потому что мы с Иваном вели себя как друзья? Почему он завел этот разговор и спросил меня? Я не знала, что им движет.

– Ну, насчет этого не знаю, – честно призналась я.

Он продолжал молча вести машину.

– Тебе нравится моя сестра.

– Но ты не твоя сестра. Вы совершенно разные люди. – Потому что так оно и было. Карина в большинстве случаев была легкой в общении, но имела твердый характер, что вызывало у меня большое уважение. Ко многим вещам она относилась несерьезно, если только они действительно не волновали ее. Мы с ней дополняли друг друга. Она была влюбчивой и беззаботной, тогда как я… была совсем не такой.

Иван хмыкнул и пробурчал:

– Не думал, что ты будешь так оправдываться.

Теперь уже я была вынуждена посмотреть на него:

– Я не оправдываюсь.

Глядя вперед, Иван сказал:

– Мне так показалось.

– Нет… – Неужели я оправдывалась? Черт.

– Ты всегда говоришь, что можешь сделать все, что угодно…

– Потому что могу. – Потом я нахмурилась. – Ли просила нас лишь о том, чтобы мы были любезны друг с другом. Мы… справляемся с этим.

Он не произнес ни слова, только дернул плечом, словно подстрекая меня. Но за каким чертом он стал бы это делать?

– Мне было бы проще, если бы ты не испытывала ко мне такой ненависти, – добавил он.

Я нахмурилась, глядя в ветровое стекло.

– Я не испытываю к тебе ненависти.

На этот раз он взглянул на меня, его лицо было спокойным, но все равно что-то в нем вызывало недоверие.

– Я не испытываю к тебе ненависти, – повторила я, глядя на Ивана, несмотря на то, что он к этому моменту уже отвернулся. – Почему, черт возьми, ты так думаешь?

– Потому что ты так сказала: «Я ненавижу тебя».

Я моргнула:

– Это не означает, что я и вправду ненавижу тебя. Я не знала, что ты такой чувствительный. Ты мне не нравишься, но я не испытываю ненависти по отношению к тебе.

Его хихиканье задело меня.

– На самом деле, мне плевать, если ты меня ненавидишь.

Услышав эти слова, я закатила глаза.

– Давай будем друзьями, но мне плевать, друзья мы или нет, идет? – передразнила я его, покачивая головой, потому что эта фраза была абсолютно бессмысленной.

– Итак?

Он по-прежнему не отставал? Итак, что?

– Итак, да или нет?

Да или нет? Стать друзьями, когда я не понимала, зачем ему утруждать себя этой попыткой? Когда он всем своим видом показывал, что ему все равно, друзья мы или нет? Какого хрена? Разве так люди становятся друзьями в реальной жизни? Я не знала. Как, черт возьми, я подружилась бы с ним? С каждым из своих друзей я сблизилась еще тогда, когда каждый встречный не вызывал у меня недоверия.

А Иван?

– Я имею в виду…

– Если ты думаешь, что я не способен на это… – Он умолк, пожимая плечами, на которые я пять тысяч раз опускала свои руки только за последнюю пару месяцев.

Если бы я не задумывалась, я могла бы подружиться с ним…

Черт.

Я посмотрела на его лицо, но в нем ничего не изменилось, он просто смотрел вперед. Я почувствовала себя… странно.

– Что это значит для нас, быть друзьями? Мы должны будем что-то делать или?..

– Я не знаю, – дал он блистательный и неожиданный ответ. Потому что откуда он мог бы знать об этом? Я видела его сотни раз окруженным людьми, когда он улыбался, обнимался и вел себя так, будто ему нравится их внимание и он рожден для того, чтобы каждую минуту своей жизни быть центром притяжения.