Будь выше этого. Будь выше этого. Ты справишься.

Я могла справиться. Просто мне этого не хотелось.

– Я думаю, что сейчас у меня партнер, на которого я могу положиться, поэтому я меньше нервничаю, – медленно проговорила я, глядя при этом ей прямо в глаза так, чтобы она поняла, что я не собираюсь притворяться, считая ее вежливой, тогда как она, безусловно, отнюдь не была такой.

– То есть вы думаете, что ваши проблемы остались в прошлом, потому что…

Иван провел рукой по волосам.

– Не лучше ли нам сконцентрироваться на нас с Джесмин? – Он моргнул. – Прошу вас.

– Я не…

– Это моя вина, – быстро сказала я. Мне не следовало говорить этого. – Я не знаю, смогу ли справиться с нервами, но я чувствую себя более уверенной, чем прежде, и думаю, что это отчасти благодаря достижениям и рекордам Ивана. Я надеюсь, что это передастся и мне. – Сука.

На лице женщины появилась такая гримаса, будто она не верила мне… но она снова заглянула в записную книжку с вопросами.

– Хорошо. Можно сменить тему и перейти к чему-то другому. Как насчет игры в двадцать четыре вопроса? – Она стрельнула глазами на Ивана. – Если это приемлемо для вас.

Я моргнула, но сидящий рядом Иван ответил почти без колебания в голосе:

– Хорошо.

– Это будет забавно, – добавила она, словно пытаясь убедить нас в том, что не станет применять пыток.

У меня, вероятно, была другая точка зрения на то, что она считала забавным, ну да ладно. До тех пор, пока вопросы не будут касаться Пола и его сучки-партнерши или моих косяков, я могла проглотить это. Я кивнула.

Она улыбнулась:

– Вы стали партнерами не так давно, но, поскольку вы давно знаете друг друга, это, вероятно, доставляет вам удовольствие.

Иван пнул меня.

А я в ответ пнула его.

Потому что одно дело притворяться, что мы терпим друг друга, и совсем другое дело притворяться, что мы «знаем друг друга».

– Хорошо, – продолжала женщина, глядя в свой компьютер.

Я украдкой бросила взгляд на Ивана, но он уже смотрел на меня.

Что за черт? – беззвучно проговорила я.

Мужчина, которого я никогда не видела растерянным, пожал плечами.

– Угадай, – беззвучно произнес он в ответ.

– Хорошо, у меня есть отличный вопрос, – сообщила журналистка, совершенно не обращая внимания на то, что мы размышляем о том, как нам, черт побери, справиться с этим, пока она, глядя на экран, что-то печатает.

– Какой любимый цвет Ивана?

Взглянув на Ивана, я состроила гримасу.

– Черный, – ответила я и, беззвучно шевеля губами, произнесла: как твоя душа.

Он закатил глаза.

– Это правда? – спросила женщина, оторвав глаза от компьютера и снова посмотрев на нас.

– У меня нет любимого цвета, – ответил Иван.

– Какой любимый цвет у Джесмин? – спросила она.

В тот момент, когда женщина отвернулась, он посмотрел на меня.

– Красный. – Добавив потом: как кровь съеденных тобой детей.

Я не собиралась смеяться.

Я не собиралась смеяться.

Тем более тогда, когда он выглядел чертовски довольным собой. Идиот. Кретин.

Потом он нахально подмигнул, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы снова посмотреть на женщину. Через полсекунды я пнула его ногой.

– Он прав? – спросила она, глядя поверх компьютера.

Я покачала головой:

– Нет. Розовый.

– Розовый? – прохрипел Иван, сидя рядом со мной.

Я посмотрела на него уголком глаза.

– Да. Что здесь странного?

– Просто… – Он моргнул, а потом захлопал глазами. – Мне кажется, я никогда не видел, чтобы ты носила розовое.

– Какого дьявола ему обращать внимание на то, что я ношу? – размышляла я. – Я не ношу розового. Тем не менее это мой любимый цвет.

Он наморщил лоб, но сказал лишь: «О!»

Что оскорбило меня.

– Это своего рода шутка, – пояснила я, вероятно чуть поспешно.

Он снова не произнес ничего, кроме «О!».

– Любимый прыжок Ивана, – продолжала женщина.

Это было легко.

– Тройной лутц.

– Это верно, – согласился сидевший рядом мужчина.

– Любимый прыжок Джесмин?

Иван не колебался.

– Легко. 3Л.

– Можем ли мы надеяться увидеть в будущем тройной лутц? – спросила Аманда.

Мы посмотрели друг на друга, и мое «да» прозвучало одновременно с «да» Ивана.

Она кивнула, глядя на свой экран.

– Любимая еда Ивана?

Я беззвучно произнесла задница, а на самом деле сказала «улитки»[17] только потому, что это звучало забавно.

Пришло время ему сдержаться от того, чтобы не поперхнуться. Еще он ударил своей ногой о мою.

– Нет.

– Нет?

– Нет, – настаивал он. – С чего ты это взяла? Нет.

Сжав губы, я пожала плечами:

– Пицца.

Я посмотрела на тело рядом с собой. На него был надет толстый свитер, но не такой уж. Ни грамма жира. Он был изящен, с крепкими, как камень, мускулами на длинных руках и длинных ногах. Это тело было не знакомо с пиццей.

– Не смотри на меня так, – сказал он тем же тоном, каким, вероятно, я разговаривала с ним, когда он не поверил, что мне нравится розовый цвет.

– Какая пицца? – спросила я, отчасти надеясь, что он назовет какую-нибудь обезжиренную фигню.

Он моргнул, глядя на меня, и, клянусь, что в какую-то секунду он смог прочитать мои мысли.

– Обыкновенная старая добрая пеперони.

Пришел мой черед произнести «О!».

И он знал, что имел в виду, потому что вскинул брови.

– Что из еды больше всего любит Джесмин?

Идиот рядом со мной не колебался ни секунды.

– Шоколадный торт.

Как, черт побери, он узнал об этом?

– Это правда? – спросила женщина.

Я старалась не смотреть на него, словно он был психом, потому что знал об этом, и каким-то образом умудрилась кивнуть.

– Кем стал бы Иван, если бы не был фигуристом?