Звучит жутко, почти зловеще… но в то же время загадочно и невероятно интригующе! Этот клубок загадок ей еще предстоит распутать…

Прервавшись на короткий перекур, Арина вернулась к компьютеру и вставила в отчет файл с последним из найденных ею документов. Это была опись вещей М. С. Суровщиковой, составленная после ее кончины. Все предметы из описи, согласно документу, перешли в собственность Мариуса Петипа. Он по-прежнему оставался ее законным супругом. В списке значилось всего несколько предметов, в том числе «мужской перстень-печать с двусторонней золотой гравировкой греческих фигур».

– Вот он, голубчик! И никакие не два! А один-единственный! – воскликнула Арина, все более утверждаясь в своем предположении. – А изображение в гнезде вырезано не из камня, а выгравировано на золоте! – Она еще раз мысленно поблагодарила далекого душеприказчика из Пятигорска, составлявшего эту опись, который не мог, да и не обязан был знать древнеримскую мифологию. – Стало быть, перстень один, а изображений – два! – и быстро застучала по клавишам.

«На основе представленных источников позволю себе сделать некоторые первоначальные выводы. Во-первых, подтверждено само существование перстня-печатки, долгие годы принадлежавшего М. Петипа, хотя этот временной отрезок требует еще уточнения. В этой части ваше предположение оказалось совершенно верным. Во-вторых, правомочна версия о европейском происхождении артефакта, т. к. на момент приезда Петипа в Россию у него уже был перстень. Теперь очевидно, что Мариус Иванович высоко ценил это кольцо, использовал его как печать в личной и деловой переписке, а также с большой долей вероятности рассматривал его как талисман. Пока остаются неясными вопросы, почему и при каких обстоятельствах Петипа передал его Суровщиковой. Однако установлено точное время его возвращения обратно к своему хозяину – это декабрь 1882 г.».

Закончив абзац, Арина надолго задумалась и посмотрела в окно. На улице в кои-то веки показалось солнце и осветило комнату. В пепельнице задымила плохо затушенная сигарета.

На этом этапе ход ее рассуждений начинал буксовать. Ей никак, хоть ты тресни, не удавалось объяснить, почему Петипа, получив свой талисман назад, снова решил с ним расстаться!

«Ладно, Суровщикова, она все-таки жена, – размышляла про себя Арина, – в конце концов Петипа ее любил, поэтому и подарил ей кольцо. Но при чем здесь Анна Павлова?! Тогда еще совсем молодая и мало кому известная танцовщица, она была лишь ученицей Петипа. Почему он отдал перстень ей? И где же логика?! Нет, не понимаю!»

Однако это был факт – факт, подтвержденный еще одним источником. Именно на него ссылалась фон Паппен в своем первом обращении к Арине, именно им руководствовался фонд, принимая решение о финансировании ее исследования.

Речь шла о мемуарах барона Дандре, мужа и продюсера Анны Павловой. Он писал:

«…Как о величайшем счастье и под большим секретом Анна рассказывала мне, что после ее успеха в “Египетских ночах” Мариус Иванович пригласил ее домой, где вручил ей в подарок кольцо, чем она была не только растрогана, но и немало удивлена. Ведь кольцо предназначалось на мужскую руку. На что Петипа ответил ей, что надевать перстень не обязательно. Ей надлежит лишь хранить его до истечения срока. Позже Анна вспоминала, что во все время их беседы страшно волновалась и едва понимала то, что говорил ей мэтр. Долгие годы она хранила этот перстень как самую бесценную реликвию, скрывая от посторонних глаз, пока не пришло суровое лето 1914-го. Помню, как перед самым отъездом Анечка вдруг написала к балерине Головиной, которую едва знала, встретилась с ней и, к моему глубочайшему удивлению, отдала ей свое сокровище.

– Теперь я свободна от обязательств, – сказала она мне.

И я не берусь судить ее поступки, возможно, она лишь исполнила то, что завещал ей учитель».

– И как это понимать? Свободна от обязательств, исполнила то, что завещал учитель, надлежит хранить до срока? До какого срока? – Не найдя толкового объяснения, Арина решила еще раз перечитать книгу мемуаров Дандре, а заказчице написала, что в ближайшее время будет связываться с балетоведами Парижа и Мадрида. – Подождем, может, что-то и прояснится.

* * *

Глядя на разложенные на столе распечатки, Тимофей Алексеевич Дуленин, профессор кафедры античного искусства, энергичный сухонький старичок в тяжелых, вечно сползающих с носа очках, выглядел взволнованным:

– Нет, нет и нет! Я ничего не понимаю! Даже не представляю! Надо же такое удумать! Да кому вообще это могло прийти в голову? Если только безумцу или невеже? – тряся всклокоченной седой головой и все более повышая голос, недоумевал профессор. – Вот, задали вы мне задачку! – Он наконец оторвался от распечаток и бросил свирепый взгляд на свою бывшую студентку.

– Тимофей Алексеевич, но вы уверены, что это… Ведь изображение мелкое, не очень четкое? – осторожно вставила Арина. По привычке она немного робела в его присутствии. За прошедшие годы, что они не виделись, Дуленин как будто ничуть не постарел, хотя высох, утратил половину своей буйной шевелюры, но выглядел по-прежнему грозно.

– Уверен ли я?! – прогремел он в ответ. – Разумеется, уверен! И этот вопрос вы напрасно задали. А вот вам, Савинова, должно быть стыдно! Неужели не помните?! Плохо, значит, я вас учил!

– Простите, Тимофей Алексеевич, просто тут плохо видно… – попыталась оправдаться Арина.

– Хм. Смотря кому. – Дуленин самодовольно усмехнулся. – Конечно же, это Фурия! Так называли ее римляне, у греков она звалась Эриния! Кто же еще это может быть?! Согласно классической иконографии, старуха с кровоточащими глазницами и волосами в виде перевитых змей.

– …И глядит на меня недобрыми глазами Фу… – пробормотала Арина, вспомнив строки из письма Марии Суровщиковой. Значит, Суровщикова знала, что на перстне имеется изображение Фурии, но все же носила его. Без сомнения, знал это и Петипа…

Тем временем Тимофей Алексеевич, полистав один из фолиантов, лежащих на его столе, нашел нужную иллюстрацию и торжественно вонзил в нее свой крючковатый палец:

– А ну-ка, сударыня, скажите мне, как эти злобные Фурии-Эринии появились на свет? – с азартом экзаменатора спросил он Арину, но, не дождавшись ответа, громко вздохнул и продолжил: – При весьма трагических обстоятельствах, «когда на землю пролилась кровь оскопленного Урана, под покровом Ночи земная твердь разверзлась, и оттуда поднялись они…»

– Ах, да-да, точно! Урана оскопил его собственный сын, используя для этого Адамановый серп! – бывшей студентке наконец удалось хоть что-то извлечь из глубин памяти, и она широко заулыбалась.

– Вот и я говорю, сцены насилия всегда запоминаются крепче. А теперь, сударыня, попробуйте представить того безумца, который изготовил себе подобную печать.

– Перстень-печать.

– Тогда он – безумец в кубе! Зачем носить с собой или при себе изображение Фурии! Беспощадной, мстительной, ревнивой, наказывающей людей за клятвопреступление, за измену и предательство. Любой студент знает, что среди античных персонажей не было добряков, все они немного того, со странностями… Но Фурия, пожалуй, самое страшное и злобное существо. Я бы, например, перстень с ее изображением даже на палец не надел.