мужем, которая произошла накануне вечером, то по ней этого не скажешь – как и того, что она все еще одурманена лекарствами, которые ее наверняка заставили принять, чтобы она успокоилась. Ничего подобного нет и в помине – Колетт расточает улыбки. Она словно нажала на кнопку перезагрузки.

Одета она в серый кардиган и брюки. В отличие от вчерашней одежды, сегодняшняя совсем не выглядит официальной. Ее волосы собраны на затылке в хвост, на лице женщины почти нет косметики. Она на этот раз отказалась даже от обычных для нее изысканных ювелирных украшений и духов. Мы словно две подруги, собирающиеся вместе позавтракать.

– Я так рада, что вы здесь, – говорит Колетт, а затем, понизив голос, добавляет: – Меня здорово отругали за то, что я выходила в город.

Прежде чем покинуть комнату, Паулина бросает на меня предупреждающий взгляд.

– Нам не следует больше этого делать, – говорю я Колетт.

Она, опустив подбородок, шепчет:

– Они не могут мне указывать. Я так устала постоянно торчать дома. Кроме того, это не очень полезно для Пэтти. Она не может постоянно находиться в помещении.

– Но, Колетт…

– Не беспокойтесь. Я вовсе не хочу сказать, что собираюсь выходить куда-то сегодня. Нет. – С этими словами моя собеседница ложкой отделяет кусок мякоти грейпфрута и кладет его в рот. А потом, поочередно стрельнув глазами направо и налево, говорит: – Мы на какое-то время заляжем на дно и станем выжидать. Будем считать, что мы на карантине. Стивен из-за меня так расстроился. Что же касается Алекса…

Колетт умолкает, на закончив фразу. Я молча наблюдаю, как она ест грейпфрут.

– То, что вы здесь, со мной и с Пэтти, дает нам возможность прекрасно провести день, – говорит Колетт после паузы. На ее губах появляется улыбка, сначала немного боязливая, но затем лицо ее расцветает, и она радостно всплескивает руками и встает из-за стола: – Это будет просто замечательно. Пэтти сейчас в спальне. Пойдемте посмотрим, как она. – В глазах моей собеседницы сияет совершенно искреннее и радостное возбуждение. Она хватает меня за руку: – Вы ведь еще не видели ее замечательную кроватку. Пэтти не терпится вам ее показать.

Мы возвращаемся в холл, где находится дверь, ведущая в игровую комнату. Рядом с ней расположена другая дверь, расписанная розовыми и белыми цветами. Контур ее также обведен розовой краской. Колетт негромко стучит по филенке двери согнутым пальцем.

– Пэтти! – окликает она и улыбается. – Это мама. Я привела твою новую няню…

Дверь распахивается – и на какую-то долю секунды сердце мое леденеет от ужаса при мысли, что сейчас мы с Колетт увидим стоящую на пороге разбуженную нами сонную маленькую девочку, одетую в халат, полы которого свисают ниже ее колен…

Но, конечно, никакой девочки за дверью нет. Комната пуста.

Надо сказать, что если до этого на меня огромное впечатление произвели игровая и стоящий в ней великолепный игрушечный домик, то это все мелочи по сравнению с тем, что я увидела здесь. Спальня Пэтти выглядит просто поразительно.

Стены, как и в игровой, выкрашены в любимый цвет Пэтти – бледно-розовый. На эркерном окне тюлевые занавески, рядом с ним на полу пуфик, обитый тканью с розовыми полосками. В центре помещения расположен главный элемент интерьера – огромная кровать с балдахином, который поддерживают четыре колонны, установленные по углам. По дизайну кровать чем-то напоминает замок. Благодаря колоннам, декоративным башенкам и белому балдахину, который они словно бы подпирают, кровать выглядит потрясающе. Впечатление еще больше усиливают лесенки, самые настоящие лесенки, дающие возможность без помех взобраться на матрас, который расположен на высоте, по крайней мере, пяти футов от пола. Застелено это мебельное чудо розовыми простынями и белым пуховым одеялом. Кровать окружена перилами, имитирующими крепостную стену. Они явно задуманы для выполнения двух функций – обезопасить Пэтти от падения с матраса и украшения.

Полог из розовой ткани отлично гармонирует по цвету со шторами. Он крепится к угловым колоннам с помощью широких розовых лент. На потолке над кроватью я вижу роскошную люстру. Да-да, девочка, которая когда-то жила в этой комнате, засыпала, освещенная лучами света, льющегося из ее, личного, предназначенного только для нее огромного хрустального светильника. Какие чудесные сны, должно быть, ей снились.

У меня возникает такое чувство, будто я присутствую при осуществлении собственной детской мечты – просто до этой поры я не знала, что она скрывается где-то в потаенном уголке моей души.

Интересно, каким было раннее детство Пэтти? Осознавала ли она, как сильно ей повезло в жизни? Знала ли она о том, что не у каждого ребенка есть такая спальня, как у нее? Наверное, ложась спать, она чувствовала себя словно в сказке. Собственно, вся ее жизнь, наверное, и была сплошной сказкой. Я в ее годы, ложась в свою кроватку, подолгу не могла заснуть, пытаясь вспомнить, как выглядят мои родители, стараясь не забыть, как звучал голос моей матери, и чувствуя, что с каждым годом он все больше стирается из моей памяти. Пэтти же спала, как принцесса. Но она не могла осознавать подобных вещей – слишком уж она была мала. Она не была виновата в том, что ей выпала привилегия родиться счастливой. Просто она была членом семьи Бэрд.

Колетт подходит к кровати. Колонны, поддерживающие балдахин, по высоте намного превосходят ее рост.

– Пэтти, – говорит она и поворачивается в мою сторону, – познакомься с твоей новой няней.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не изобразить недоумевающую гримасу. Мне совершенно непонятно, куда я в этот момент должна смотреть. Вниз? На пустое место рядом с Колетт? Прямо перед ней? А может, туда, где, по ее представлениям, находится в этот момент ее маленькая дочка?

– Привет, – тихонько произношу я.

Колетт улыбается.

– У нее так много игрушек, – говорит она и берет в руки куклу, прислоненную к одной из подушек. – Пэтти, хочешь показать Саре, что у тебя тут есть?

Я продолжаю неподвижно стоять у двери, но прекрасно вижу, какой именно предмет Колетт держит в руках. Это одна из кукол из коллекции «Американская девочка» – я узнаю ее в ту же секунду.

Будучи ребенком, я упрашивала тетю Клару купить мне такую, написала десяток писем Санта-Клаусу, но так и не получила ее в подарок. Кукла, о которой я мечтала, Саманта Паркингтон, согласно прилагавшемуся описанию была, как и я, сиротой, но только ее, в отличие от меня, воспитывала бабушка. Помнится, я спрашивала тетю, как Санта-Клаус мог все перепутать и почему он не подарил мне такую же куклу, как те, которые получили все остальные девочки из моего класса. Однако тетя Клара напоминала мне, что в жизни