– В течение многих лет Колетт пытались лечить в разных больницах. Как вы знаете, она много раз пыталась покончить с собой. Алекс нанял Терезу как персональную помощницу, то есть человека, который бы, постоянно находясь рядом с Колетт, мог контролировать ее состояние. Как человека, с которым Колетт могла бы говорить. Медленно, но верно состояние Колетт стало улучшаться. С каждым днем она становилась более эмоционально стабильной, и через какое-то время у нее восстановилась способность беседовать с другими людьми.

При этих словах лицо Паулины словно светлеет. Она явно восхищается Терезой.

– Да. Тереза очень много сделала для Колетт, я должна это признать. Она помогла ей пережить самые тяжелые дни, выстоять и снова обрести способность к общению. Благодаря ей Колетт смогла выходить из дома. Но в какой-то момент что-то изменилось. Колетт стала настаивать на том, что Тереза – няня. Не знаю, с какой стати ей пришла в голову эта идея, но она стала всех убеждать, что Тереза присматривает не за ней, а за Пэтти. Более того, Колетт стала говорить, что везде видит Пэтти, что девочка продолжает жить в доме вместе со всеми нами. И, как ни странно, Тереза не разубеждала ее в этом и даже поощряла эти иллюзии, видя в этом некую форму терапии. Они обе стали делать вид, что Пэтти почти постоянно находится рядом с ними. Они держали девочку за руку. Они выбирали платья, водили ее на прогулки в парк, часами сидели с ней в игровой комнате. Мне всегда было от этого не по себе, но это работало.

Паулина ненадолго замолкает, чтобы перевести дух.

– В общем, Колетт стало лучше. Да, она находилась во власти иллюзий, но, по крайней мере, в значительной степени вернулась в реальный мир – если не считать всего, что касалось Пэтти. Словом, Тереза сотворила настоящее чудо. Колетт даже пить перестала. Они с Терезой вместе протирали от пыли мебель в игровой комнате, разбирали и застилали постель девочки, покупали для нее печенье и делали вид, что учат ее рисовать. Но потом что-то пошло не так. Колетт стала разговаривать с воображаемой дочерью до трех или четырех часов ночи. Отправившись за покупками, она приносила домой сумки, полные новых кукол, хотя играть с ними было некому. Должна признаться, от этого меня бросало в дрожь. Но Тереза заявляла, что, по крайней мере, иллюзии помогают несчастной женщине выжить. В конце концов Колетт стала снова появляться на публике и в общем и целом выглядела вполне счастливой. Попытки покончить с собой полностью прекратились. В конце концов, Терезу как раз и наняли для того, чтобы добиться такого результата, разве не так? Но Колетт верила в то, что ее дочь жива, все больше и больше, и дело стало доходить до крайностей. Например, ей стало казаться, что она может протянуть руку и дотронуться до Пэтти – словно она видела ее так же ясно, как меня и Терезу. Она стала часами делать вид, будто держит Пэтти на руках.

Тут в глазах Паулины вспыхивает гнев:

– Это должно было послужить первым звоночком, который говорил о том, что наш план может иметь результат, обратный желаемому. Но, несмотря на мои возражения, Тереза поощряла Колетт к тому, чтобы та разговаривала с дочерью, рассказывала девочке, как сильно она ее любит, какие черты малышки ей особенно нравятся, какой ей хочется видеть ее, когда она вырастет. И Колетт, похоже, на этом зациклилась, отказываясь признать тот факт, что Пэтти умерла.

Паулина пожимает плечами, а потом они сникают.

– В Терезе тоже что-то изменилось. Может быть, она сама в какой-то мере стала путать реальность с вымыслом. Это и понятно – ведь она столько времени проводила в обществе женщины, верящей, что ее покойная дочь жива.

Глядя на Паулину, я невольно вспоминаю, как она тогда стояла в ванной комнате словно вкопанная, глядя на пустой бассейн. Помнится, мне тогда показалось, что она не удивится, если Пэтти вдруг вынырнет из-под толстого слоя мыльной пены.

Наверное, такое может случиться с кем угодно – если человек не противодействует этому. Попробуйте провести долгое время рядом с тем, кто постоянно повторяет что-то, что не соответствует действительности, и при этом твердо верит в свою правоту, – и вы вполне можете сами потерять связь с реальностью.

– Но самое плохое случилось, – продолжает Паулина, выпрямившись, – когда Тереза предложила устроить для Пэтти вечеринку в честь ее дня рождения. Наверное, ей казалось, что это хорошая идея, учитывая, что Пэтти не дожила до четырех лет. Но Колетт ухватилась за это предложение с какой-то маниакальной горячностью. Она пришла в восторг – ей казалось, что именно это Пэтти и нужно. К сожалению, приготовлениями к этому празднику она так с тех пор и занимается.

В июле ей исполнится четыре годика…

Она скоро пойдет в садик…

Временная петля. История, которая никогда не кончается.

Ребенок, которому всегда скоро исполнится четыре.

День рождения, который так никогда и не состоится.

У меня екает сердце – в июле мой контракт с семьей Бэрдов все еще будет действовать. Неужели мне придется заниматься организацией дня рождения умершей девочки?

Глава 22

В главном помещении кухни раздается звонок. Я резко оборачиваюсь – звук явно исходит из динамика системы внутренней связи.

Паулина смотрит на меня:

– Это, должно быть, Колетт. Она встала и ждет нас в комнате, где обычно завтракают.

Я соскальзываю со стула, морально готовясь к встрече с хозяйкой и думая о том, что глаза у нее, наверное, будут опухшими от слез. Паулина, однако, останавливает меня.

– Допивайте свой кофе, – говорит она и залпом опустошает свою чашку, тем самым как бы поощряя меня сделать то же самое. Мне такое расхождение между словами и действиями домработницы кажется странным, но ослушаться я не решаюсь – в этот момент я готова на что угодно, лишь бы эта женщина относилась ко мне хорошо. Кроме того, мне вовсе не хочется показаться расточительной. В итоге я глоток за глотком допиваю содержимое моей чашки, чувствуя себя весьма неуютно под взглядом Паулины, которая внимательно смотрит прямо на меня. Тем не менее она не двигается с места до тех пор, пока мой кофе не заканчивается.

Колетт сидит за тем же стеклянным столиком в помещении для завтрака. Паулина выкладывает перед ней на стол половинки грейпфрута и посыпает его мякоть сахаром.

Каждый новый день повторяет предыдущий.

– Пожалуйста, садитесь, – обращается Колетт ко мне.

Я осторожно ее разглядываю, стараясь делать это незаметно. Если она и расстроена вчерашними событиями, ссорой с