— Англии? — вяло удивился Карл Шестой. — Но ведь мы воюем с Англией?

— Отныне мы друзья во веки веков, государь! — вступил Генрих Пятый. — Нам больше нечего делить!

Эти слова прозвучали с дружелюбной издевкой. Изабелла Баварская побледнела еще сильнее. Что до Екатерины, то она едва скрывала улыбку. Неужели это случится на самом деле? Ей, скромной принцессе, доставались в наследство оба королевства — самые сильные в Европе! Тут сердце любой женщины затрепещет…

— Тогда добро пожаловать, — зацепив гостя мутным взглядом, пробормотал Карл Шестой. — Мы рады видеть вас. Побеседуйте с дамами, я очень устал…

Беседа была недолгой — королю нужно было отдохнуть с дороги и выспаться перед торжеством.

21 мая 1420 года в Труа состоялось историческое событие, до того невиданное, а именно — ратификация подготовленного Пьером Кошоном документа. В присутствии английской, французской и бургундской аристократии были зачитаны статьи договора.

Теперь Генрих становился регентом Франции и «возлюбленным сыном и наследником» Карла Шестого. Престол французских королей официально переходил к англичанам. Дофин Карл Валуа объявлялся незаконнорожденным, убийцей бывшего регента Жана Бургундского и мятежником против законной власти. Также он лишался всех владений и объявлялся вне закона. Королева-мать отрекалась от сына. Она не испытывала к отпрыску больших чувств и прежде. Но даже несмотря на это пощечина в Труа была такой звонкой, что эхо ее должно было мгновенно облететь всю Европу, и такой жестокой и болезненной, что, когда документ оглашался, Изабелла Баварская постаралась превратиться в камень. Иначе бы она просто умерла от позора и унижения. Беспомощная рука Карла Шестого, находившегося в полузабытьи, поставила закорючку. Генрих Пятый, грозный полководец и хитрый политик, мысленно уже попирал ногой всю французскую землю. Присутствовавшая тут же девятнадцатилетняя Екатерина Валуа была на седьмом небе от счастья. В мужья ей доставался самый могущественный король Европы, и притом — видный мужчина! Филипп Бургундский злорадствовал — теперь дофин будет наказан! За все надо платить! Тем более — за бургундскую кровь! Генрих Пятый Ланкастер лично скрепил документ той легендарной печатью, которой пользовались его предки при подписании победного мира в Бретиньи[15]ровно шестьдесят лет назад!

Не менее короля Англии радовался и Пьер Кошон де Соммьевр — он выполнил все на высшем уровне! Тут тебе и хитрый документ, и торжество. Бывший ректор Парижского университета, богослов и юрист, ожидал самой щедрой благодарности от своего нового могущественного покровителя — герцога Бедфорда, лицо которого радужно сияло во время всего действа.

День закончился церемонией обручения короля Англии с Екатериной Валуа. Свадьба была не за горами…

…В этот же день, в тридцати лье от Труа, где политические события меняли карту Европы и грозили скорыми бедами и несчастьями всем французам, на границе с Лотарингией была тишина и спокойствие. Над селением Домреми, что раскинулось на берегу Мааса, и всей лесистой округой ярко светило солнце. И хотя тут и там плыли облака, несущие для полей весеннюю влагу, воздух уже был насыщен летней теплотой.

Жанна собирала цветы и сама не заметила, как вошла в рощу рыцаря Бурлемона. Над головой пели птицы; далеко, у берега, пастух погонял овец, и белая лохматая псина помогала ему не распустить неровно ползущее стадо. С опушки был виден краешек ее дома из белого камня и шатер церкви рядом. Зажав букет в руках, пряча его за спиной, Жанна не удержалась и вышла-таки к Дереву фей. Тут она водила хороводы с подругами, тут же шепотом поверяла свои тайны. Кому? Богу и… немного крылатым сказочным девам, лесным созданьям, что весело смеются по ночам, когда все люди спят и видят сны. Хоть отец и говорил, что эти существа — вымысел, она верила, что волшебные девы приходят сюда. Слетаются, точно птицы. Но они всегда выбирают время, когда поблизости нет людей… Жанна закинула голову — пришла весна, и дерево вновь расцвело! Его крона была раскидистой, густой, пышно-зеленой. Легкий ветерок перешептывался с листьями. Так хорошо было здесь одной! Девочка опустилась на корточки и бережно положила самый красивый анемон у начала узловатого ствола.

— Будьте к нам милостивы, добрые феи, — тихо сказала она. — Этот цветок — мой вам подарок! — Жанна запустила руку в карман платья и вытащила оттуда жука-оленя. — И этот жук — тоже. Я нашла его около дома, он уже умер. Воскресите его, добрые феи.

За ее спиной хрустнула ветка — и Жанна обернулась. Там, за стволами ближних деревьев, стоял… олень. И он смотрел на нее! Жанна рывком поднялась. Величавый, красивый, с ветвистыми рогами, олень не двигался. Его большие и круглые глаза были черны и блестели. Жанна взглянула на неподвижного жука, вновь на оленя — и все поняла. Ее олень ожил, но стал другим. А животное повело носом, тряхнуло головой, задев рогами ветки орешника, и отступило назад. Жанна опомниться не успела, как раздался сухой треск веток, и оленя и след простыл. Видением он появился и так же быстро исчез.

Когда Жанна вышла из рощи рыцаря Бурлемона, то сразу увидела, что облаков стало больше. Они то и дело закрывали солнце, и вся зеленеющая округа то укрывалась серо-голубой тенью, а то вновь щедро обливалась ослепительным золотом. Эти облака несли с собой майский дождь, и его было так много, что облака, казалось, не удерживали края и вода звонко проливалась на землю.

И вот одно облако, над головой Жанны, не выдержало и сдалось — короткий майский ливень ударил по окрестным лугам, по селенью Домреми, и Жанна, прижав к себе собранный букет, со всех ног бросилась домой.

Она прибежала мокрая, запыхавшаяся, распахнула дверь и утопила лицо в цветах: они оказались мокрыми и душистыми — даже голова закружилась. Ей было смешно — этот дождь застал ее врасплох, точно охотился за ней!

За дверью кухни она услышала голоса — там говорили две женщины: ее мать и крестная, Жанна.

— Какой светлый дождь, — сказала ее мать.

Но произнесла она это так — между прочим, точно думала совсем о другом.

— Добрый дождь, — откликнулась крестная.

Их разговор явно не клеился. Жанна уже хотела было забежать с букетом и подарить его матери, но подумала, что нельзя обижать крестную. Как это — матери достанется, а той — нет. Значит, надо букет разделить. Жалко, но надо. Она стала расцеплять веточки, когда услышала: