– Дочь. Через два дня она выходит замуж. Ну и несколько кузенов в Тобольске. Вы правда хотите поселить меня во дворце? А может, я должен говорить вам «граф»?

– Необязательно, – пожал плечами Самарин. – Вам хватит трехкомнатных апартаментов?

– Конечно, я только надеюсь, что университет не снизит мне оплату. Они и так меня не любят, а если еще окажется, что я должен служить во дворце…

– Какой у вас ранг?

– Двенадцатый, – сказал Колесников. – Уже давно должен получить одиннадцатый, но всегда были какие-то препятствия.

– Двенадцатый? Это абсурд. Если вы будете работать непосредственно на его величество, мы переведем вас на восьмой, это соответствует капитану пехоты, – вслух рассуждал Самарин. – Сколько вы зарабатываете?

– Восемьдесят рублей в месяц.

– Хорошо, поднимем до трехсот. Вы говорили что-то про свадьбу?

– Да, несколько профессоров пообещали прийти, но в такой ситуации я могу об этом забыть, – сказал электрик рассеянно. – Я это как-то переживу, но дочь расстроится.

– Это не проблема, – ответил генерал.

– Правда? Мой отец был купцом третьей гильдии, а жених происходит из дворянства, правда, мелкого. Единственное, чем я могу похвастаться, – это знакомствами в научных кругах.

– Ваш факультет не может функционировать без вас, да? У всех профессоров нет и половины ваших способностей.

– Что ж…

– Для меня было бы честью, если вы пригласите меня на свадьбу вашей дочери. Как и для моей жены.

– Я… Не знаю, что и сказать.

– Вот мой адрес. – Генерал подал электрику визитку.

– Спасибо!

– Не за что, мне не помешает немного развлечься, – заверил Самарин. – Возвращаясь к делу: я хотел бы, чтобы вы обучили нескольких людей обслуживать свечи Яблочкова. На всякий случай.

– Конечно. Я думаю, что два месяца хватит. А вы потом не избавитесь от меня?

– С чего бы?! Но вы сами понимаете, что мы должны перестраховаться, хотя бы на случай вашей болезни.

Колесников не выглядел убежденным, но послушно кивал головой.

– А вы правда придете на свадьбу моей дочери?

– Правда. И еще раз напоминаю: все, что вы тут видели, государственная тайна.

– Я помню.

«Надеюсь, ты об этом не забудешь, – подумал генерал. – Иначе мне придется приказать тебя убить, а это будет не лучший подарок для твоей дочери».

Рудницкий перевернул следующую страницу и невидящим взглядом уставился в пространство. Было почти пять утра, и ночная темень начинала уступать серости рассвета. Тяжелая, богато украшенная керосиновая лампа – алхимик не любил электрический свет – заливала теплым светом кресло и столик, оставляя остальную часть комнаты погруженной в приятный полумрак. Рудницкий подошел к окну и глубоко вздохнул, пробуя на вкус запах зарождающегося дня. Он вздрогнул, когда услышал осторожный стук, через секунду в дверях появился Маевский.

– К вам гостья, – проинформировал он. – Она есть в списке, но отбрасывает тень, поэтому я подумал, что сначала спрошу вас, – произнес он с явным беспокойством.

Некоторое время назад алхимик передал своей охране список особ, которые имели доступ в его апартаменты в любое время дня и ночи. Список был коротким, поэтому он не удивился, увидев Луну, выходящую из-за спины подчиненного.

– Впусти ее, – распорядился он. – И подожди в холле на случай, если понадобишься.

– Что означает, что я отбрасываю тень? – спросила Луна.

Девушка села в пододвинутый алхимиком стул, закинула ногу на ногу, оголяя тонкую лодыжку.

– Ты видела приборы у входа?

– Да, собственно, хотела спросить, что это такое.

– Это свечи Яблочкова. Каждый маг, адепт или Проклятый, который пройдет мимо них, оставляет след в виде тени, видимой в свете этой лампы.

– То есть пророчество не врет, – задумчиво произнесла Луна.

– Какое пророчество?

– Не знаю.

– Сейчас уже я не понял, что ты сказала…

Девушка заерзала на стуле, словно ей было неудобно, поэтому Рудницкий сорвался с места и предложил ей кресло.

– Нет, – нерешительно сказала она. – Не в этом дело. Я могу тебя обнять?

– Это снова какой-то неизвестный мне элемент этикета или социального поведения theokataratos? – спросил алхимик с легким раздражением.

– Не совсем…

– Конечно, можешь, мне будет приятно.

Девушка скинула туфельки, уселась прямо на ковер, поджав под себя ноги, и положила голову на колени Рудницкого.

– Это очень… приятно, – промурлыкала она. – В нашем мире такая близость очень редка. Без ожиданий, без претензий, без попытки доминировать над партнером. Ты спрашивал про пророчество… Знаешь, в чем принципиальная разница между людьми и нами?

– Бессмертие?

– Нет, не в этом дело. Вы все время исследуете свое окружение, экспериментируете и в результате учитесь чему-то новому. Мы так не можем. Мы не можем создать что-то, чего раньше не было, хотя, очевидно, мы можем воспользоваться чужим открытием. Наша сила в том, что мы способны вспомнить то, что забыли. Когда Он нас создал, какое-то время мы жили в мире, согласно Его замыслу, но не силе. Потом случилось что-то, что стерло нашу память. Мы помним прикосновение Его руки, у нас остались крохи того, что вы называете магией, но все другое погрузилось в забвение. Постепенно, с годами, мы возвращаем утраченные знания. Одни быстрее, другие медленнее. Наконец, есть те, кто ценой жизни себе подобных может ускорить этот процесс.

– Шептуны?

– Шептуны, – согласно кинула она. – Был среди нас тот, кто утверждал, что, когда коридор между нашими Вселенными откроется настолько, что дойдет до войны между людьми и Проклятыми, столкновение будет равным, поскольку нашей силе будет противостоять ваша, недоступная для нас.

– Ты имеешь в виду технику?

– Не только, речь идет о способе мышления, но, конечно, и о технике. Ни одно известное мне слово силы не позволяет идентифицировать Проклятого за считаные минуты, а вы можете это сделать.

Рудницкий осторожно перебирал пальцами волосы Луны, гладил ее по голове. Девушка мурлыкала, принимая ласку. Несмотря на близость красивой женщины, алхимик не ощущал эротических фантазий, поскольку уже достаточно хорошо знал theokataratos, чтобы понимать, что их слова следует воспринимать буквально.

Ну и трудно забыть, что именно эта девушка могла бы раздавить его череп, словно яичную скорлупу.

– Ты не можешь спать?

– Нет, беспокоюсь обо всем.

– Боюсь, что и это не поднимет тебе настроение.