«Черт возьми! – внезапно подумал Рудницкий, забыв о больной гостье. – У меня нет свидетелей! Чтобы избежать подозрений, у меня должны быть свидетели. Кто-то, кто в случае необходимости пресечет любые сплетни. Своим именем будет гарантировать, что брак, несмотря на неофициальный характер, состоялся по всем правилам».

– Про деньги поговорим потом, я пока ничего не сделал, вы все еще больны.

– Ничего? Да я не знаю, как вас благодарить! Ни один из этих коновалов, что меня лечил, не смог мне помочь.

– А я могу задать вам сугубо личный вопрос? Не связанный с лечением.

– Думаю, мой возраст исключает непристойные предложения. Так что прошу.

– Какое у вас вероисповедание?

– Римско-католическое. А почему вы спрашиваете? Вы меня заинтриговали, доктор.

– Завтра у меня свадьба, – пояснил Рудницкий. – Положение невесты является довольно… щекотливым, отсюда и спешка. Чтобы избежать сплетен, мне нужны свидетели с высоким положением в обществе.

– Речь идет о том, чтобы никто не осмелился подвергнуть сомнению законность и характер церемонии?

Алхимик кивнул.

– В чем состоит «щепетильность»? До того, как я отвечу, я хочу знать все детали.

– В таком случае пообещайте мне, что то, что я расскажу, останется между нами. Независимо от вашего решения. Ставкой является моя и не только моя жизнь, – добавил он, видя удивленно поднятые брови аристократки.

– Даю слово.

Рудницкий глубоко вздохнул и кратко изложил историю похищения подопечной мадам Росси, включая и убийства молодых девушек еще со времен, когда Варшава была под властью России. Баронесса выслушала его с каменным выражением лица и наконец кивнула.

– Если бы я не убедилась на собственной шкуре, что вы можете, и не слышала про ваши подвиги в Петербурге, я бы не поверила ни единому вашему слову, – сказала она. – Но вы дружите с графом Самариным, а он ненавидит хвастунов. Могу я поговорить с этой молодой особой?

– Конечно.

– В таком случае я согласна. Кто будет вторым свидетелем?

– Я еще об этом не думал, – признался алхимик. – Сначала я должен достать разрешение на брак. Как только буду что-то знать, я сообщу вам. А сейчас вы должны отдохнуть, слуги уже все приготовили.

Провожая пожилую даму, Рудницкий прикидывал, к кому еще может обратиться. К сожалению, вывод был неутешительным: единственным человеком с подходящим авторитетом был генерал Станкевич, командующий военными силами Варшавской республики…

* * *

Представитель кинжальщиков выслушал Рудницкого, не проявляя никаких эмоций, после чего низким бесцветным голосом задал только один вопрос:

– И когда это нужно?

– Сегодня.

– Курьер в течение часа доставит разрешение в отель, – проинформировал мужчина и, не прощаясь, положил трубку.

Алхимик ослабил воротничок и трясущейся рукой потянулся за бокалом с коньяком. «Похоже, одно дело уладил, – подумал он. – Еще нужно убедить Станкевича. Только что, если генерал решит, что лучше убить еще не рожденное дитя Наталии, чем рисковать, что могущественное существо выйдет из-под контроля?»

Рудницкий сделал глоток алкоголя, почти не ощущая его вкус, поднялся и подошел к зеркалу. Движением фехтовальщика выкинул вперед руку и прошептал слово силы. Казалось, что короткий черный кинжал, что появился в его руке, высасывал свет, поскольку в комнате мгновенно потемнело.

– Что ж, без помощи Станкевича, я и так долго не проживу, – прошептал он своему отражению.

Через минуту кинжал исчез, словно был лишь иллюзией, и Рудницкий энергичным шагом направился к дверям. В холле он увидел Ангелова. Выражение лица детектива говорило, что у него нет хороших новостей.

– Бунде решил саботировать поиски, – проинформировал россиянин, запинаясь от волнения. – Этот… – Ангелов едва совладал со своими эмоциями. – Ваше вознаграждение привело к тому, что весь варшавский преступный мир разыскивает Сову и ребенка. Однако без помощи начальника полиции акция обречена на провал, поскольку есть такие районы в городе, куда полиция не пускает жулье. Сова может прятаться там месяцами, а у нас мало времени. Если эта баба придет к выводу, что стало слишком жарко, она убежит из Варшавы, устраняя всех, кто мог бы ее узнать.

Рудницкий приказал портье вызвать экипаж и вышел на улицу.

– Как далеко вы хотите зайти? – спросил он у Ангелова. – Поскольку я собираюсь изменить решение господина начальника и если у меня это получится, кто-то должен будет проследить за всем. А я не знаю, сохраните ли вы после всего этого свою работу.

– Чтобы спасти ребенка? Можете на меня рассчитывать! А работа? Я люблю свою работу, но, может, пора и на отдых.

Алхимик поблагодарил детектива кивком и пригласил в карету.

– Дело не только в полиции, – сказал Рудницкий после недолгих размышлений. – Возможно, придет такое время, что вам будет лучше не признаваться в знакомстве со мной.

– Вы шутите?

– Нет, – резко ответил алхимик. – Ни в коем случае! И я боюсь, что этот день настанет очень скоро. Вы не измените своего решения?

Детектив нахмурился, но покачал головой.

– Делай что должен и будь что будет, – пробормотал он.

Остальную часть дороги они проехали молча.

* * *

Вестибюль бывшего отеля «Савой» кишел людьми в форме, агентами в штатском и посетителями. У Рудницкого сложилось неприятное впечатление, что в этот раз он не был кем-то незнакомым: заметив алхимика, один из полицейских сразу же побежал к лифту, а у кого-то внезапно появилась потребность положить правую руку на пояс. Естественно, с кобурой…

– Вот гнида! – гневно процедил Ангелов.

– Что случилось?

– Кто-то следил за мной и предупредил Бунде, что я направился в «Пристанище». Господин начальник приготовился к конфронтации.

– Я так понимаю, он не отступит и, что бы я ни сказал, это уже ничего не изменит? – спросил Рудницкий.

– К сожалению.

– Тут есть где-нибудь свободная комната?

– Конференц-зал на втором этаже.

– Не могли бы вы пригласить туда нескольких своих коллег?

– Конечно, но мне трудно сказать, как они отреагируют, некоторые будут заняты, другие не захотят злить начальника.

– Я понимаю, но мне нужны свидетели. Проводите меня туда, а потом приведите кого сможете.

– Что вы задумали? – беспокойно спросил Ангелов.

– Как это что? Конфронтацию.

– Но…

– Не бойтесь. Бунде – трус. Все, что он сможет, – это приказать выставить меня на улицу, иначе ему придется иметь дело с Советом.