Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маевский даже глазом не моргнул, услышав о намерениях алхимика: похоже, работа в отеле приучила его к различным неожиданностям.
– Я сомневаюсь, что нормальный священник пойдет на что-то такое, – ответил он. – Поскольку все должно быть legeartis?[8]
– Именно, иначе я долго не проживу.
– Почему это?
– Дело в магии, – неохотно ответил Рудницкий. – С деталями ознакомлю тебя позже.
– В таком случае у вас должна быть поддержка кого-то из костельной иерархии, как минимум епископа.
– Интересно, как мне это сделать?! Хотя…
– Да?
Алхимик остановил Маевского нетерпеливым жестом. После встречи с Тенью каждый из участников получил адрес человека, который будет непосредственным связным с кинжальщиками. Правда, никто не утверждал, что тайная организация имеет связь с костелом, с другой стороны, не лишним будет спросить. «Это мой единственный шанс», – подумал Рудницкий.
– Ну, хорошо, – сказал алхимик. – Найди какой-то малопосещаемый костел, а я возьму на себя священника.
– Хорошо, я немедленно этим займусь, – сказал Маевский. – А относительно свадьбы… вы думали о проведении церемонии? Цветы для невесты, платье, обручальные кольца? Женщины придают этому огромное значение.
– Кольца не проблема, цветами пусть займется портье, а нарядами – Анастасия, – решил Рудницкий. – Держи меня в курсе.
Маевский кивнул и энергичным шагом промаршировал к выходу. Алхимик допил кофе, после чего со стоном поднялся из-за стола. Несколько часов сна придали ему сил, но не избавили от всепоглощающей усталости. «Слишком много проблем, – мрачно подумал он. – Наталия, Аня, кинжальщики, консультация для Станкевича…»
В холле появилась пожилая женщина в окружении нескольких слуг и тоном, не терпящим возражений, потребовала лучшие апартаменты. По-русски. Несмотря на перемирие, россияне редко посещали отель, власти Варшавской республики внимательно следили за приезжими с востока, поэтому заинтересованный Рудницкий подошел к властной даме. Женщине было лет семьдесят, изысканное шелковое платье было сшито по последней французской моде, что говорило о богатстве и влиянии, поскольку война сильно осложнила торговлю, не говоря уже о поездках за границу. Сухое, угловатое лицо незнакомки носило следы бессонных ночей, в глазах притаилась боль.
– Брильянтовые апартаменты стоят… – начал служащий.
– С этим обращайтесь к моему управляющему, – бесцеремонно прервала его дама. – Финансовые вопросы меня не интересуют.
– Ваше имя?
– Баронесса Екатерина Патриция Жизель фон Лушке.
«Еще одна проблема, – со смирением подумал алхимик. – Похоже, моя просьба поспособствовать приезду протеже Сашки была воспринята буквально».
– Предоставьте госпоже первый номер, – распорядился Рудницкий.
Администраторша послушно выполнила распоряжения, стараясь скрыть удивление. Апартаменты под номером «один» были единственными самыми роскошными апартаментами в «Пристанище» и соседствовали с лабораторией и апартаментами алхимика. Обычно они пустовали, поскольку Рудницкий не желал гостей вблизи своих комнат.
– Господин Рудницкий? – спросила женщина.
– К вашим услугам, – поклонился алхимик. – Приглашаю вас к себе, нам нужно поговорить.
Баронесса фон Лушке окинула его быстрым взглядом хищной птицы и, отдав распоряжение слугам, позволила проводить себя в апартаменты алхимика.
Рудницкий приказал подать чай. Не прошло и пяти минут, как в салоне появилась кухарка с подносом свежей выпечки.
– Свежий пирог со сливой и сахарной пудрой, – прощебетала она. – Такой, как ты любишь, душенька. И миндальные пирожные с вишневым конфитюром.
– Спасибо, Татьяна Олеговна, – ответил алхимик, смутившись фамильярности служанки.
Однако баронесса не выглядела возмущенной поведением кухарки, наоборот, ее лицо выражало удивление наполовину с невольным восхищением.
– Это Татьяна Аристова? – спросила баронесса, когда они остались одни. – Как вы ее заполучили? Насколько я помню, она служила у Оболенского.
– Я предложил ей работу.
– Но Оболенский был недавно в Варшаве, он не попытался ее переманить?
– Попытался. Он даже предложил ей в три раза увеличить оплату, однако Татьяна Олеговна отказала ему.
– И почему?
– Без понятия, – нетерпеливо бросил алхимик. – Угощайтесь. Когда будете готовы, перейдем к вопросу, который привел вас сюда.
– Я готова в любое время, – ответила женщина. – Эта боль пожирает меня изнутри. Каждый день, каждую ночь, час за часом, минуту за минутой. Препарата, который дал мне граф Самарин, надолго не хватило.
– Боль – это не проблема, – заверил Рудницкий. – Хуже сама болезнь. Я еще никогда не лечил пациентов с раком, тем более с раком костей. Но начнем с боли, нет никаких причин терпеть эти муки. Однако я должен вас предупредить: применение этих процедур сократит вашу жизнь. Не намного, но все же.
– На сколько?
– На несколько часов в месяц. Прошу прощения, я не в состоянии предоставить более точные расчеты.
– Но вы уже применяли их на больных в подобной ситуации?
– Да, однако ни один из них еще не умер, поэтому мои оценки такие приблизительные.
– Ну что ж, это не наихудшая рекомендация, – заявила баронесса. – Я согласна на все, только бы уменьшить эту боль.
– Я могу начать?
– Что за вопрос?! Конечно!
Алхимик поставил на стол небольшую керамическую чашечку, наполнил ее водой, после чего пошел в лабораторию и вернулся с первичной материей в бутылочке.
– Я сейчас начерчу на вашем лбу один символ, который избавит вас от боли, – сказал он. – Первичная материя надолго проникает в кожу, вы можете не бояться купаться и мыть голову. Процедура требует повторения приблизительно раз в два месяца.
– И сколько я проживу? – с сарказмом спросила фон Лушке.
– Этим займемся позже. Чтобы поставить диагноз, мне нужно вас хорошо обследовать.
Рудницкий опустил палец в темную радужную жидкость и нарисовал на лбу женщины странный узор, напоминающий разорванную паутину.
– ВАРХАСОЛ, – прошептал он.
Баронесса прикрыла глаза и безвольно сползла в кресле, как брошенная кукловодом кукла.
Обеспокоенный алхимик подсунул ей под нос нашатырный спирт.
– Госпожа фон Лушке! Как вы себя чувствуете?
Женщина слабым движением отодвинула руку Рудницкого и подняла залитое слезами лицо.
– У меня ничего не болит, – произнесла она дрожащим голосом. – Совершенно ничего! Я свидетель – вы осуществили невозможное! Сколько я вам должна, доктор?